" Интересно, а если бы в том далеком феврале все повернулось иначе. В какой бы стране ты сейчас жил?"

И тут опять видимая реальность, преломляясь сквозь колеблющиеся слои времени, начала изменяться. Растворилась в воздухе колокольня Страстного монастыря, исчезли трамваи, и проезжая часть бульвара заполнилась автомобилями. А вместо коренастой фигуры в цыганской рубахе на постаменте памятника Кольцову оказался худощавый молодой человек в английском костюме.

Все быстро вернулось на свои места, но осталось ощущение хрупкости окружающего мира. А потом с порывом по-весеннему влажного ветра, накатило горячее желание жить, действовать, забыв про все, окунуться в водоворот событий. Он снова ощутил себя молодым, и как, случалось иногда в юности, чувствовал в душе огромную нерастраченную силу.

Дойдя до Лондон-клуба, Александр позвонил из автомата в фойе Рахимову и сказал, что принимает предложение.

Глава 7

Жизнь революционера-нелегала началась довольно прозаично. Не было ни собрания под сводами подземелья, ни клятвы при свете факелов перед людьми в масках. Даже кровью нигде не попросили расписаться. Просто Рахимов сообщил, что под свою личную ответственность зачисляет Александра стажером в первичную партийную ячейку. Потом, став вдруг очень серьезным, предупредил, что если есть какие-то сомнения лучше отказаться прямо сейчас. На что Александр довольно решительно ответил нет, хотя сомнения на самом деле были.

– Ну, вот и славно! Мы с вами еще войдем в историю!
– заявил снова повеселевший Рахимов. И тут же предложил перейти на "ты", как принято между соратниками по борьбе. Промежду делом, сообщил, что в партийных кругах он больше известен как Шах, а Александру, в связи с недавними событиями его биографии, подойдет псевдоним Феникс.

Поколесив по городу, они сначала остановились у сетевого универсального магазина купцов Коробейниковых на Садовом. На втором этаже в бюро мгновенной фотографии Александр сделал несколько снимков для документов. Дальше поехали на Цветной бульвар и припарковались напротив цирка. Здесь Александр получил паспорт с только что вклеенной фотографией и первое задание.

Показав распечатанное на принтере объявление о сдаче двух квартир по адресу Цветной бульвар дом девять, Рахимов велел снять одну из них, изображая приехавшего на заработки отставного чиновника из саратовской губернии. Здесь, под видом друзей и родственников у него, на время выполнения партийных заданий, станут останавливаться товарищи из провинциальных отделений.

Указанный в объявлении дом располагался всего лишь в сотне шагов от парковки. Постройка вековой давности внутри была переоборудована под современные стандарты. В двухкомнатной квартире, которую показала консьержка, он обнаружил душевую, санузел, кухню с электрической плитой и холодильным шкафом и даже маленький дальновизор и компьютер с подведенным общественным Интернетом. Последнее было обязательным условием Рахимова. Сам он дожидался в машине и поднялся лично осмотреть жилище. Пока Рахимов заглядывал под картины и в плафоны светильников, Александр изучал свои новые документы.

Его новое "я"- Сысоев Николай Павлович, исповедовал православие, по сословному происхождению был мещанином и проживал в городе Аткарске саратовской губернии. Он был на два года старше Александра. В графе семейное положение стояла запись о браке с мещанской Пелагеей Федоровной Присыпкиной, чуть ниже штамп о разводе. Против имен родителей печально чернели погребальные крестики, графа дети пустовала. В работной книжке последней записью оказалась служба коллежским секретарем в уездной управе, с которой он два года назад уволился.

– А это все выдуманное?
– поинтересовался Александр.

– Почему же, выдуманное! Был такой мещанин. Царство ему Небесное!- ответил Рахимов, оторвавшись от осмотра внутренностей платяного шкафа. Увидев, как напряглось лицо нового соратника, счел должным пояснить:

– Да вы не волнуйтесь! Мы не нечаевские бригады. Физическое насилие признаем только, как крайнюю вынужденную меру. А Сысоев умер пару месяцев назад в мытищинском работном доме от алкогольного отравления. Похоронен был, как непознанная личность. Документы же тамошний эскулап припрятал и продал. Они этим часто промышляют.

Заверение о том, что новые соратники не приверженцы крайних методов, несколько успокоило. Но осознавать, что теперь понесешь на себе груз чужого имени и чужой трагически оборвавшейся судьбы, было не особо приятно. А Рахимов, вспомнив, что договорились перейти на "ты", продолжал развивать тему:

– Свободного времени у тебя, товарищ Феникс, на первых порах будет достаточно. Посидишь в Интернете, вытащишь все об Аткарске, запомнишь название улиц, фамилии сотрудников управы, фотографии главы и его замов отыщешь. И если, не дай Бог, зацепят и будут задавать вопросы, отвечай уверенно. И главное знай, что и полиция, и охранка только в романах госпожи Малинковской умные и всемогущие. На деле там, как и везде в нашем отечестве, все на авось и спустя рукава. Особенно после того, как им при Михаиле Болтливом жалование срезали. И никто тебя на очную ставку с вдовой Сысоева в Аткарск не повезет. Хотя припугнуть этим могут.

Дальше Рахимов проинструктировал, как они будут поддерживать связь. Прощаясь, назначил через два дня встречу в близлежащем трактире и пожелал быстрей обжиться на новом месте.

Александр, проводив его, первым делом зашел в Интернет и набрал Аткарск. Вскоре он уже многое знал об этом, затерянном в саратовской степи городке. На страничке уездной управы обнаружилась групповая фотография сотрудников трехлетней давности. Сразу привлек внимание статный мужчина в кителе с петлицами коллежского секретаря. На фотографии он улыбался, но во взгляде, словно печать будущего приговора судьбы, сквозила какая-то унылая обреченность. Просмотрев список с указанием положения на фото, Александр узнал, что это и есть Николай Сысоев. А, заглянув в зеркало, обнаружил, что они чем-то даже похожи.