Вторую группу составляли молодой принц Андрей, супруг Иоанны, и брат Роберт, его наставник, последовавший за своим воспитанником в Неаполь из Буды и ни на мгновение его не покидавший. Андрею на тот момент шел восемнадцатый год. Черты у молодого принца были очень правильные, и благородная красота этого лица, обрамленного прекрасными белокурыми волосами, поражала воображение. Однако стоило принцу оказаться в окружении итальянцев с их оживленными, обаятельными физиономиями, как весь облик его терял выразительность, глаза казались потухшими, а в лице проявлялось нечто суровое, леденящее кровь, и каждый понимал, что перед ним – человек нелюдимый и чужеземец. Что до его наставника, великий Петрарка позаботился оставить нам его портрет: красное лицо, рыжие волосы и борода, невысокого роста, сутулый; надменный при всем своем убожестве, способный на любую мерзость, он, подобно Диогену, скрывал под сутаной свои нескладные, безобразные телеса.

В третьей группе находились Катерина, вдова Филиппа, князя Тарентского и брата короля, которую при неаполитанском королевском дворе все именовали по титулу императрицы Константинопольской, унаследованному ею от деда, Балдуина II де Куртене. Человеку, способному заглянуть в потаенные глубины человеческой души, с первого взгляда стало бы ясно, что за мертвенной бледностью лица этой женщины таится неумолимая ненависть, злобная зависть и ненасытное тщеславие. Рядом с нею были три ее сына: Роберт, Филипп и самый младший, Людовик. Если бы король захотел выбрать из числа своих племянников самого красивого, щедрого и храброго, корону, бесспорно, получил бы Людовик Тарентский. В свои двадцать три в ратном мастерстве он превзошел славнейших рыцарей своего времени; прямодушный, верный своему слову, отважный, для него замыслить план означало тотчас же приступить к его исполнению. Чело его сияло тем ясным светом, каким высшие силы отмечают лишь немногих избранных: то было сияние удачи; одним взглядом своих черных бархатных глаз он подчинял души, так что никто не мог ему противиться, а ласковая улыбка его утешала побежденных в их несчастьях. Баловню судьбы, ему достаточно было только захотеть, и какая-то неведомая сила, какая-то добрая фея, баюкавшая его еще в колыбели, тотчас же снимала все препоны и исполняла все его желания.

В паре шагов от Людовика, в четвертой группе, хмурил брови его кузен Карл, герцог Дураццо. Мать его, Агнесса, вдова еще одного брата короля, Иоанна, герцога Дураццо и Албании, взирала на него с опасением и инстинктивно прижимала к груди двух младших сыновей: Людовика, графа Гравины, и Роберта, князя Ахейского. Карл, бледнолицый, с коротко остриженными волосами и густой бородкой, недоверчиво поглядывал то на умирающего дядюшку, то на принцессу Иоанну, то на маленькую Марию, то на своих кузенов. Он явно думал о чем-то своем и был настолько взбудоражен, что с трудом стоял на месте. Его лихорадочное возбуждение и тревога составляли яркий контраст со спокойствием Бертрана д’Артуа, стоящего тут же с мечтательным выражением на лице. Своего отца Карла он пропустил вперед, приблизившись таким образом к королеве, которая так и осталась стоять в изножье кровати, и оказался прямо напротив Иоанны. Он не сводил с нее восхищенных глаз, как если бы в комнате кроме них двоих никого и не было.

Как только Иоанна, Андрей, князь Тарентский, герцог Дураццо, графы д’Артуа и королева Санча заняли свои места у постели умирающего, разместившись полукругом в порядке, который мы только что описали, королевский вице-канцлер пробрался через ряды баронов, столпившихся, как того и требовал церемониал, позади особ королевской крови, поклонился королю, развернул пергамент, скрепленный королевской печатью, и торжественным голосом, в полнейшей тишине, начал читать:

«Роберт, Божьей милостью король Иерусалима и Сицилии, граф прованса, Форкалькье и Пьемонта, викарий святой Римской церкви, нарекает и объявляет своей полноправной наследницей в королевстве Сицилия, до маяка и за маяком [3] , и в графствах Прованс, Форкалькье и Пьемонт, а также во всех прочих своих землях Иоанну, герцогиню Калабрийскую, старшую дочь приснопамятного сеньора Карла, герцога Калабрийского, да покоится он с миром!

Помимо этого, он нарекает и объявляет ее высочество принцессу Марию, младшую дочь покойного герцога Калабрийского Карла, своей наследницей в графстве Альба и наших владениях в долине Грати и в Джордано, со всеми замками и прилегающими к ним угодьями, и повелевает, чтобы вышеупомянутая девица получила их в полноправное ленное владение от вышеупомянутой герцогини и ее наследников с одним-единственным условием: если сеньора герцогиня назначит и выплатит своей высокородной сестре или ее правопреемникам десять тысяч унций золота отступных, вышеупомянутые графство и владения останутся собственностью герцогини и ее наследников.

Также он желает и приказывает, имея на то свои тайные причины, чтобы вышеозначенная девица Мария связала себя брачными узами с высокочтимым принцем Людовиком, нынешним королем Венгрии. Если же свадьба эта не состоится по причине существования брачного договора, якобы заключенного и подписанного между венгерским королем и дочерью короля Богемии, его величество король повелевает, чтобы высокородная девица Мария вступила в брак со старшим сыном [4] высокочтимого сеньора Иоанна, герцога Нормандского, старшего сына нынешнего короля Франции».

В этом месте Карл, герцог Дураццо, бросил многозначительный взгляд на Марию, однако никто из собравшихся этого не заметил – с таким вниманием все внимали вице-канцлеру. Что же касается юной принцессы, едва услышав свое имя, она смутилась, зарделась и больше не смела поднять глаза. Вице-канцлер стал читать дальше:

«Также он желает и приказывает, чтобы отныне и навечно графства Форкалькье и Прованс оставались частью его королевства, составляя единое неделимое владение с другими его землями, под единым названием, сколько бы ни было сыновей или дочерей и какие бы причины ни вынуждали к разделу, поскольку это объединение продиктовано высшими интересами безопасности и процветания как королевства в целом, так и вышеозначенных графств.

Также он постановляет и приказывает, чтобы в случае, если герцогиня Иоанна – не приведи Господи! – скоропостижно скончается, не оставив законных наследников, плоть от плоти своей, сиятельный сеньор Андрей, герцог Калабрийский, ее супруг, получил в свое владение княжество Салерно вместе с титулом, всеми доходами, рентами и всеми правами, и помимо этого – ренту в две тысячи унций золотом на свое содержание.

Помимо этого, согласно его королевской воле, преподобному отцу дону Филиппо ди Кабассоле, епископу Кавайонскому, вице-канцлеру королевства Сицилия, и владетельным сеньорам Филиппу де Сангинетто, сенешалю Прованса, Годфруа де Марсану, графу Сквилачче, адмиралу королевства, и Карлу д’Артуа, графу Эрскому, а более всех прочих – королеве надлежит стать наставниками, регентами и управителями при вышеозначенном сеньоре Андрее и вышеозначенных дамах Иоанне и Марии до достижения сеньором герцогом, сеньорой герцогиней и высокородной девицей Марией двадцатипятилетия, и проч., и проч…»