– А Ниночка Филипповна в отъезде, обещала быть послеобед, так же пробки чистый ужас, а вы хочете приехать? А вы вже приехали? А вы доховаривались? Так я сейчас пропуск в охрану зашлю, и поднимайтесь с вахты, кофа попьете пока, а можно, если срочно, по мобильному Ниночку Филипповну, только она может в метро ехать, потомушо пробки… А вам же невдобно было ехать в таку даль…

Поднимаясь в прозрачном лифте на шестнадцатый этаж, он думал, что привыкшие к таким лифтам относительно новые поколения, вероятно, вообще лишены страха высоты. И вообще, вероятно, любого страха. И название «Росстрах», вероятно, вообще не связывают ни с каким страхом, а исключительно с медицинской страховкой, которая входит (или не входит) в соцпакет и позволяет бесплатно (или за деньги) лечить, например, случайный гепатит C.

Да, и малограмотного произношения не стесняются, и все местные незаметно перенимают его у приезжих – акцент успеха…

Боже, подумал он кротко, как все они надоели.

Кофе из машины, похожей на дизайнерский самогонный аппарат, был хорош первыми двумя глотками и отвратителен, как только немного остыл. Идиотка Алёна, не извинившись, ушла в женский сортир – две двери с понятными картинками лезли в глаза, из женской уборной доносились громкие, с хамскими скандальными интонациями голоса.

Он поставил на край секретаршиного стола чашку и едва поймал ее, соскользнувшую. В очередной раз проклял повсеместную борьбу с курением, лишившую людей одного из последних удовольствий; но курить на воздух не пошел, представив себе езду в лифте и толпу у входа, вокруг мерзкой урны. Вместо этого пристроился звонить по казенному телефону – на этом не сэкономишь, но из принципа. В конце концов, «Росстрах» ему должен, пусть и платит.

В тот момент, когда он почти снял трубку, аппарат сам дернулся, словно под ним подпрыгнул стол, и зашелся звоном, как корабельная тревога. Он автоматически продолжил движение руки, взял трубку и произнес «алле!». На той стороне женский голос, видимо, тоже по инерции, неуверенно выговорил: «Алёна?..» и смолк.

Голос он, естественно, узнал сразу, но, чтобы выиграть время – это полезно в любом разговоре, – начал кривляться, как теперь говорят, включил веселого.

– Ну, дожил! Меня, мужчину в расцвете лет и сил, принимают за головоногую блондинку!.. Кто звонит? Или все же звонит…

– Это ты, – тихим вскриком перебила его натужную иронию женщина на той стороне, – Игорь, это ты?! Это я, Дарья… Ты что там делаешь?

– Секретаршу подменяю, – с разбегу, не меняя шутливого тона, ответил он. – Но пропуск тебе выписать не могу, пока не доверяют. Сейчас пойду в женский туалет, найду там Алёну…

Он продолжал нести чушь, чувствуя обычное, ничем не объяснимое волнение от разговора с женщиной, с любой женщиной, а уж с этой… Волнение это быстро стихало, ничем не кончившись, как мгновенный ливень в середине лета. Но несколько минут оно длилось…

Служебный роман между героем и героиней тянется четыре года и не развивается ни в какую сторону, ощущение невозможности сделать шаг…

– Дашка, – сказал он тихо и повторил еще тише, – Дашка…

Обычные офисные страсти и интриги, усугубляющиеся уже ощутимым возрастом героя и дамы. В сущности, теперешние офисные писари есть прямые наследники позднесоветской интеллигенции, несмотря на два свободных языка и ловко сидящий деловой костюм.

Оставив у Алёны две записки, каждый свою, для Нины – было похоже, что Нина в контору сегодня не вернется, – они обиделись и решили ее не ждать, обиду продемонстрировать. В конце концов, не мальчик и девочка, а ветераны конторы… Поспешили уйти, чтобы не встретиться с невежливой дамочкой ни в коем случае, помчались к лифту, в котором стали так, чтобы лица нельзя было разглядеть сквозь стеклянные стены.

Месяца три назад он уже попытался порвать, просто позвонив Даше на служебный телефон, так что она не могла пространно и внятно отвечать. В этом был его – ну, пусть подсознательный – расчет. Все кончилось, сказал он тогда, запас исчерпан. И добавил претенциозную пошлость: колодец пуст, ведро скребет по дну. Ты уверен, только и смогла спросить она. Зачем он тогда это сказал? Уже невозможно вспомнить, месяцы прошли в тумане…

Теперь он положил трубку, не то чтобы обрадовавшись, а придя почему-то в изумление. Это ж надо!.. Я так рад, что встретил тебя, повторял он, так рад!.. Ты не можешь представить, как я рад… Могу, наконец ответила она, могу, я сама очень рада.

В сетевой молодежной забегаловке орала музыка, половина стульев была занята сброшенными куртками, на столах кофейные кружки и салатные миски теснились среди ноутбуков. В соседней кофейне было то же самое…

Сейчас везде так, время, как их… ну, комплексных обедов, бизнес-ланчей, бормотал он, растерянно переминаясь с ноги на ногу в тесноте. Может, здесь где-нибудь есть нормальный ресторан? Давай по-человечески пообедаем, мы же не дети, чтобы глотать их синтетический как бы кофе… Давай, легко согласилась она, я завтракала рано.

И в давние времена очередь делала его совершенно беспомощным, а новая жизнь приучила к мгновенному исполнению любого мелкого желания, крупных же давно не было. Теперь он перестал смущаться, говоря с официантом, и, оплатив счет, спокойно сидел, сколько хотел…

Нормальный – по крайней мере, между столами в нем не валялись роликовые доски – ресторан, конечно, оказался тут же, в пяти шагах. Швейцар, он же гардеробщик, сделал вид, что не заметил на их обуви ошметков грязи, свидетельствующих о том, что солидная вроде бы пара передвигается без машины.