Ноябрь 1879 года. Во время возвращения из Ливадии. Взрыв на Курской железной дороге. Бомба сделана Кибальчичем, готовили взрыв Желябов, Перовская и Михайлов. Охрана уже более грамотна. Пустили два поезда — царский и свитский. Никто не знал, какой из них пойдёт первым. Пострадавших не было.

5 февраля 1880 года. Взрыв в Зимнем дворце — полировщик царской мебели Халтурин, дружок Желябова. Взрыв раздался в малой столовой. Убито одиннадцать солдат — наповал. Александра и на этот раз Господь уберёг — не было его в столовой. От взрыва вылетели стёкла, погас газ.

Взрывали упорно, как горную породу.

1 марта 1881 года. В этот день у императора было хорошее настроение. Возвращался с развода лейб-гвардии сапёрного батальона. С Инженерной улицы кортеж свернул на Екатерининскую набережную. Перовская махнула белым платком — не зря боялся стриженых девушек в синих платьях (светские же дамы, отдавая дань моде, одевались также «под нигилисток») — начали: бомба разорвалась под ногами лошадей царского экипажа. Александр остался невредим.

Знал бы Василий Андреевич Жуковский, что его воспитанника будут в течение пятнадцати лет убивать, упражняясь в меткости, вряд ли ввёл в курс обучения урок ненависти.

Кто будет воспитывать будущего правителя России? Колебания, предложения, предположения. Выбран — поэт.

Когда сообщили о царском решении, Жуковский разволновался до слёз. «Не отвечаю за свои способности, — писал он государю, — но отвечаю за любовь к моему делу. Его Высочеству нужно быть не учёным, а просвещённым... Образование и почитание необходимы для правителя, ибо они дают способы властвовать благотворно...»

Составил план. На первом месте — цель учения. Питомец должен знать, что он есть, что его окружает, для чего он предназначен и чем должен быть со своей бессмертной душой. Компас для этих знаний — вера. Это — основное. Человек состоялся как человек, он больше не безответственный шалун в собственной жизни; на веру, как на фундамент, можно настраивать любые знания, всё пойдёт на благо. Прежде — надо развить сердце, потом — ум. Так же необходимо снабдить питомца орудиями для приобретения сведений — обучить языкам и обозначить ему карту — обзор всевозможных наук, помогающих освоить и изучить мир. Всё — в отроческом возрасте, до тринадцати лет, дальше — свободное плавание. Компас и карта и вёсла в руках; ум приготовлен, любопытство возбуждено — так в путь! Теперь следовало разделить науки: первые, связанные с человеком (история, география, философия); вторые, открывающие предметный мир, — физика, математика, технология и т. д. С семнадцати до двадцати — составление правил жизни, которые питомец готовил бы сам, опираясь на полученные знания и совесть. В этом периоде необходимо, чтобы будущий монарх уже задумывался над тем местом, которое Господь уготовил ему в обществе, и над обязанностями, с ним соединёнными.

Предметы обучения так были отобраны Жуковским, чтобы ученик, изучая их, постоянно отвечал на пять вопросов:

1. Кто я? (Логика, учение Спасителя, геометрия, русская грамматика).

2. Где я и что меня окружает? (География, зоология).

3. Что я? (Психология, естественное право, история, статистика).

4. Что я должен быть? (Мораль и политика).

5. К чему я предназначен? (Метафизика как учение о человеке — существе духовном и бессмертном и Богопознание).

Форма преподавания — самая свободная: разговорная речь, обсуждения, побуждающие к самостоятельности. Очень важны языки (французский, немецкий, английский, польский (!) — для освоения мировой культуры, возможности наслаждаться поэтическими первоисточниками, чувствовать язык и стиль, а значит, и характер народа. И само собой — рисование, музыка, гимнастика и даже игрушечное кораблестроение, ручная работа — токарное и столярное ремесла. Сейчас это называлось бы «воспитание гармоничной личности», и правильно: гармоничный царь — гармоничное государство.

«Надобно читать мало, — советовал Жуковский, — и одно полезное; нет ничего вреднее привычки читать всё, что ни попадёт в руки. Это приводит в беспорядок идеи и портит вкус, да и отнимает много времени...» И добавлял, что для детей только на немецком и французском написано много хорошего, а на русском — ничего почти нет, нужно многое переводить, а многое и самим писать по-русски.

Однажды на военном параде в Москве Жуковский увидел наследника верхом, пришёл в негодование и так писал императрице: «Эпизод этот, государыня, совершенно излишний в прекрасной поэме, над которой мы трудимся. Ради Бога, чтобы в будущем не было подобных сцен... не подвергается ли он опасности почитать себя уже человеком?» Русский поэт больше всего опасался, что в России вместо царя появится ещё один генерал, который привыкнет видеть в отечестве — казарму, в народе — полк. «Вы думаете, — продолжал Жуковский, — что я говорю лишнее, а событие — пустяк? Нет, не лишнее. Никакие правила не могут уравняться в силе с впечатлениями живой жизни».

Военное образование — нужно, но на него только одно время года — отдельно, не касаясь остального учения.

Ежемесячные экзамены проходили в присутствии императрицы, а полугодовые — более важные — при государе.

Отец в жизни ребёнка, особенно мальчика, гениально прозревал Жуковский, играет совсем особую роль «тайной совести», и потому он настаивал перед государем, чтобы тот не хвалил сына слишком часто, достаточно и просто ровного ласкового обхождения. И только в исключительных случаях — чтобы развить в ребёнке здоровое честолюбие, желание заслужить редкую похвалу. Не ругать по мелочам, чтобы «гнев отца» не разменивался, а был испытан ребёнком только однажды и этим уже удерживал бы от дурных поступков.