Константин. Почему?

Косовец. Все меркантильные вопросы мне глубоко неприятны.

Константин (резко). Однако это не помешало сказать вам, что делить надо между теми, кто указан в письме.

Косовец. Сказала, потому что так написано Александром Константиновичем. Для меня его воля – закон. И больше я на эти темы говорить не хочу.

Сегодня день сороковин, а не приговоров и обсуждения его поступков! Но если бы он знал, как поведут себя его старшие сыновья – уверена, что он тысячу бы раз взвесил, прежде чем оставить вам хоть копейку. (Направляется в другую комнату.)

Константин перекрывает ей дорогу.

Константин. Нет, подождите! Вы спрашивали у Вали, почему я остановился не у неё, а у друзей? Так вот, чтобы сегодня кое-что окончательно прояснить, сообщаю: эти два дня не прошли даром.

Косовец. Всё! Я не хочу больше ничего слушать до приезда Виктора! (Пытается уйти.)

Константин силой толкает её в кресло.

Константин. Нет, вы будете сидеть и слушать! И пока не вернете деньги, ни один человек вам не поможет.

Косовец. Да вы с ума сошли! Какие деньги? Нет у меня никаких денег!

Константин. И ты смела меня назвать скользким? Меня, кто схватил тебя за руку, как подлую воровку и подстрекательницу! Пожить решила, пошиковать? Подмяла старика, выудила со своей «церковной мафией» на общак, а сейчас за своей долей потянулась?

Косовец. Боже, что вы говорите?! Пустите меня! Слышите, немедленно отпустите меня! Вы – негодяй и лгун!

Константин. Я – лгун? Нет, вы ошибаетесь! (Хватает со стола письмо.) Шаг за шагом я восстановил его последние дни. Вы лжете, что он ушел из больницы в тапочках и чьём-то плаще. (Кричит.) Вы принесли ему одежду!

Косовец. Неправда!

Константин. Вот адреса тех, которые с ним лежали в палате. (Показывает записную книжку.) Никто из них не одалживал плащ, но по стечению обстоятельств вас в этот день видели многие! И пошли вы не сюда, а волокли еле живого человека в свою квартиру, предварительно зайдя в сберкассы и всё сняв со счетов. Вам надо было убедить его, что только вы сможете разумно распорядиться его наследством. Виктор ушел на год в плавание, и вы придумали красивую историю дележа денег после смерти, за круглым столом. И чтобы вам поверили, вы предложили написать трогательное письмо другу. Вы учли его состояние, страх перед смертью, и сентиментальная картина памяти и благодарности детей сделали свое дело. При вас он написал письмо, содержание которого вы знали, потому что не слушали с таким интересом, как все! И, наконец, вы дали на похороны такую сумму, которую трудно иметь при вашей работе в монастыре. Но этого мало…

Косовец. Вы… Вы, чудовище! Это…

Константин. …Но этого мало! Отведя отца в больницу, вы пришли сюда и сделали вид, что он был в квартире, что-то искал. Вы хотели, чтобы никто не знал о вашей встрече и вашем появлении в этот день у больного. Действительно, никого из наших не было 24 июня в больнице, а в ночь на 29 отца не стало.

Косовец. Это все… всё… ложь! (Пытается уйти.) Пустите меня!.. Я… Я любила Александра Константиновича! Любила в нем всё: характер, достоинство, прямоту… А ты! Ты… Ты – тварь! Ты – чудовище! Растоптать единственное, что у меня есть… Подлец! (Плюет. Хочет уйти.)

Константин швыряет Косовец назад в кресло.

Константин. Нет, пока ты, божья коровка, не вернешь все до копейки, до тех пор ты не сойдешь с этого места. Ты – любила? Ты обманула его. Играла, как старым пуделем, жадным сделала. Из-за тебя я его уважать перестал. Как не позвоню: где отец? Он у этой, богомольной. Где деньги? Где, говори?! (Трясет Косовец.)

Косовец (задыхаясь). Нет! Нет! Нет! (Хватает воздух ртом.) Пустите!.. На помощь! Пусти…

Константин. Где деньги? Где?.. Мне нужны деньги! (Бросается к столу и из ящика выхватывает браунинг. Наводит его на Косовец.) Го-во-ри!.. Или я буду стрелять!.. Ну! (Кричит.) Р-а-аз! Два!

Косовец рванулась из кресла, но вдруг, согнувшись, повалилась на пол.

Встать! Вста-а-ть! (Пауза.) Вставайте, хватит притворяться. Встать! (Видя, что Косовец не подает признаков жизни, Константин берет её руку и проверяет пульс. Потом, оставив браунинг на столе, бросается к телефону.) «Скорая»? «Скорая»?

Входит Олег.

Олег. Что случилось?

Константин. Сам не знаю!.. Говорила об отце, и вдруг повалилась… Вспомнили о том, что Степан о драке и суде рассказал… Занервничала, и вот… Повалилась… (Снова проверяет пульс Косовец.)

Олег. Господи, как же так?.. Давай-ка её в комнату на тахту. (Поднимают.) Осторожно, голову выше…

Переносят Косовец в другую комнату. Константин возвращается и вновь бросается к телефону. Вдруг вспомнив, подбегает к столу и прячет в карман браунинг. Последнее движение не ускользает от Олега, который вошел чуть позже.