6. Радение крестное или В расходку. Это радение называется еще Петровым крестом (?). Хлысты и хлыстовки становятся у четырех стен и перебегают одни на место других.

7. Радение – Андреев крест или угловое. Оно отличается от предшествующего лишь тем, что ради большего разгона начинается не от стен, а от углов.

8. Радение – тканье цветов и ленточек отличается от крестного тем, что хлысты становятся только у двух стен и перебегают на противоположную сторону промеж друг друга.

Какой бы из указанных здесь видов радения ни избрал «старец» (а он иногда избирает и два, и три из них), – все равно: вследствие насильственных и неестественных движений хлысты впадают в состояние сильнейшего нервного возбуждения или исступления и становятся способными к галлюцинациям. Они начинают болтать непонятные и бессмысленные слова, не употребляющиеся ни на каком языке. И это называется пророчеством. Чаще всего бывает, что кто-либо из присутствующих намеренно начинает болтать разный вздор вроде: та-ла-бара-ката-маза-гада-дики-гики-мара-гай… Но хлысты верят, что «просвещенный духом» говорит «новыми языками». Появление нового случайного, так сказать, экспромтового пророка обыкновенно происходит таким образом. Во время самого сильного неистовства радеющих вдруг где-то, среди них, раздается дикий голос: «Идет! Дух Святой идет!» Услышав эти слова, «старец» кричит в ответ: «Иди, дух божий! Иди, батюшка!» Все останавливаются и ищут среди себя пророка; а пророк уже в это время «глаголет новыми языки». Хлысты приходят в неописанный восторг. Оказывается, что Дух Святой сошел и на весь корабль. Все вскакивают со своих мест, начинают прыгать и вертеться – и чем дольше, тем оживленнее, пока не доходят до сильнейшего исступления и затем в бессилии падают в кучу друг на друга, мужчины на женщин, женщины на мужчин. После этого прислужники тушат свечи, а потом происходит то, примера чему, по словам одного немецкого ученого (профессора Геринга), мы напрасно стали бы искать в язычестве Древнего мира. Мужчины и женщины открыто при всех предаются ужасному проявлению половой разнузданности, которое народ обозвал «свальнею» или «свальным грехом». При этом не принимается во внимание ни родство, ни возраст.

Впрочем, справедливость требует сказать, что в последнее время хлысты сами начинают несколько стыдиться своего «свального греха» как составной части «богослужения» и он встречается на их радениях сравнительно реже, чем в прежние времена. Но разврат все-таки продолжается; только теперь, после радений, хлысты и хлыстовки, получив благословение от лжепророка, чаще всего вместе отправляются в баню, устроенную здесь же, при молельне, на чердак молельни, в сараи и амбары; в самой молельне остаются лишь привилегированные лица: лжехристы и лжебогородицы, лжепророки и лжепророцицы [34] . Случайно рожденные от них дети считаются «зачатыми чрез излияние духа», называются «иисусиками» или «христосиками» и предназначаются в будущем на места лжехристов.

Лжехристы так оправдывают безобразия, происходящие на хлыстовских радениях. «Нас укоряют церковники, – говорил один лжехристос будущему лжехристу [35] , – что мы на своих собраниях скачем и пляшем; но мы поступаем так, во-первых, по примеру царя Давида, который скакал перед ковчегом Господа; во-вторых, от духовной радости по случаю сошествия Св. Духа и, в-третьих, совершаем это для утомления своей плоти. Радениями мы изнуряем себя, умерщвляем свою плоть и смиряем свой дух… Говорят, что на этих собраниях у нас бывает грех с женщинами. Что же из этого? Радения наши служат как бы войной против исконного врага нашего – дьявола, а он орудием своей защиты берет женщину. Но нужно знать, важен ли этот грех, настолько чтобы он мог омрачать наше служение Богу? Нисколько. Грех вошел в человека чрез женщину, а потому в каждой из них есть семена, посеянные издревле дьяволом. Победить этот грех, а чрез него и дьявола нужно тем же, то есть грехом. Побеждая грех грехом, мы этим усмиряем плоть женщины и покоряем ее под свою пяту. Чем чаще совершается эта война между мужчиной и женщиной, тем скорее изнуряется и умерщвляется плоть и похоть обоих лиц». В последнее время половой разврат на радениях хлысты открыто называют своим «крестом».

Мы сказали, что в состав хлыстовского «богослужения» входит и ритуальный чиноприем Нового члена секты. Нужно вообще заметить, что хлысты принимают в свою общину новичков весьма осмотрительно, после продолжительного искуса и не иначе, как за поручительством «восприемников», каковыми могут быть только «братья», то есть хлысты, пользующиеся доверием и уважением общины. Прием в секту происходит обыкновенно во время самых многолюдных собраний. В первое свое посещение хлыстовского собрания новичок входит в моленную последним в сопрождении своего «духовного отца» и «матери». Вошедши в комнату и осенив себя крестным знамением, он падает на землю и кланяется в ноги пророку, пророчице и всем присутствующим. На поклоны ему никто не отвечает. Затем, став посредине комнаты, он произносит клятву – навсегда оставаться хлыстом, иметь радельную рубаху и никому ничего не говорить ни о хлыстовских верованиях, ни о том, что при нем будет происходить в моленной, хотя бы ему пришлось и пострадать «за веру». В Малороссии «присяга» хлыстовского неофита совершается в чрезвычайно кощунственной и возмутительной форме, однако же требуемой хлыстами для убеждения, что их новый собрат действительно порвал всякую связь с Православной церковью: в собрание хлыстов новопринима емый приносит две иконы – Спасителя и Божией Матери (преимущественно – данные ему умершими родителями в благословение), бросает их посреди комнаты на землю и, став на них ногами – правою на икону Спасителя, левою – на икону Богоматери, – произносит клятву на верность хлыстовству; затем он кладет их в небольшую пустую кадку, поставленную среди моленной, снимает с себя нижнее белье и открыто, при всех присутствующих, оскверняет их самым гнусным образом. После произнесения клятвы новичок подходит к «пророку», который надевает на него большой белый (серебряный) с лучами крест, за что он кланяется ему в ноги, целует его в щеку и руку, а «пророчицу» или «богородицу» – в обнаженное колено. Чиноприем заканчивается «братским целованием» принятого со всеми присутствующими – хлыстами и хлыстовками.

В некоторых хлыстовских кораблях церемониал приема в секту (по хлыстовскому выражению – «введения во святая святых») представляется более сложным. Принимаемый должен войти в собрание непременно босым, в длинной рубахе и таких же панталонах, с иконою в одной руке и с зажженною восковою свечою – в другой. После торжественной клятвы – в точности выполнять все требования хлыстовских заповедей – старец сначала постригает его, а потом водит его вокруг радельного чана с водою или делает с ним круг по комнате, причем присутствующие хлысты поют: «Елицы во Христа крестистеся» или «Во Иордане крещающуся Тебе, Господи». Засим «старец» осеняет принимаемого в виде креста горящею свечею, то есть, по выражению хлыстов, крестит его Духом Святым и огнем, а потом трижды дует на него, говоря каждый раз: «Печать дара Духа Святого». Впрочем, способы дарования неофиту «Духа Святого» у хлыстов весьма различны: одни лжепророки дуют в рот ему, другие плюют в него, третьи дают ему сосать свой язык, четвертые ударяют его рукою в ухо, а иные ограничиваются обрызгиванием водою из радельной кадки. Прием новичка в секту у хлыстов обыкновенно называется его «перерождением». После всеобщего целования принятого брата иногда сажают между двух испытанных хлыстовок, которые щекочут его за ноги повыше колен [36] и из которых одну он должен избрать себе «духовницею» для «христовой любви».

Наконец, у хлыстов, как мы сказали выше, есть довольно странный обряд – «отпевание живого покойника». Оказывается, что хлыстовские лжепророки иногда «предсказывают» тому или другому брату предстоящую ему в скором времени смерть, – и предсказание их сбывается, почему хлысты и ввели в обычай заблаговременно, еще до смерти, отпевать обреченного в могилу, чтобы и он сам мог принять участие в общей молитве. По рассказам очевидцев [37] , это происходит таким образом. В полунощном собрании, обставленном таинственностью, пророк возвещает намеченной жертве: «Дух открыл мне, что ты, братец (или сестрица) ходишь к верху ногами; тебя, братец, зовет к себе государь-батюшка, сам саваоф; надо тебя, братец, приготовить»… Назначается ночь для отпевания. Корабль – в полном сборе; все хлысты в белом одеянии. Передний угол с иконами ярко освещен. Крестные, по хлыстовству, батюшка и матушка вводят обреченного на смерть в моленную и ставят его посреди нее. Царствует мертвая таинственная тишина. Все присутствующие находятся под тяжелым впечатлением предстоящей разлуки с живым мертвецом. Обреченный на смерть, в свою очередь, проливает обильные слезы. В руках у него зажженная свеча и «знамечко», то есть свиток из холста, с которым обыкновенно хлысты кладут в могилу своих мертвецов. С зажженными свечами стоят и прочие члены корабля. Пророк (или «кормщик») берет свое радельное полотенце, завязывает на конце его узел и, махая им наподобие священнического каждения около гроба, три раза обходит живого мертвеца. В это время присутствующие поют «весьма протяжным и печальным голосом»: «Дай нам, Господи, Иисуса Христа» и т. д. Затем поются также протяжно и заунывно: «Святый Боже», «Со святыми упокой» и «вечная намять». Пророк читает молитву, по содержанию очень близкую к заупокойной ектении. Отпевание оканчивается «последним целованием», причем «отпетый», сделав пророку и всем присутствующим земной поклон, просит их молитв о нем по смерти. После этого устраивается поминальная трапеза: на столе, покрытом белою скатертью, появляется канун с зажженною перед ним свечою и блины. Во время общей трапезы пророк ведет речь о том, что бывает с душою человека после его смерти. Один из очевидцев уверяет, что в течение десятилетнего пребывания его в хлыстовской секте таких отпеваний ему известно пять случаев, причем отпеваемые всегда казались ему людьми здоровыми, но затем действительно после отпевания, чрез некоторое время умирали и – большею частью скоропостижно. Так приобретается популярность хлыстовскими лжепророками.

К какому бы гражданскому обществу хлысты ни принадлежали – к крестьянскому, мещанскому или купеческому, – к его интересам они относятся холодно и равнодушно. На сельских и волостных сходах, на мещанских и купеческих собраниях они почти никогда не бывают и непосредственного участия в общественном управлении не принимают, хотя от несения обязанностей должностных лиц, по выбору общества, не отказываются, особенно если при этом они надеются воспользоваться своим общественным положением, чтобы принести пользу секте и единоверцам. Но, холодно относясь к общественной жизни внешним образом, они умеют, при помощи интриг и подкупов, так поставить дело, что жизнь общества, к которому они принадлежат, находится в их руках и принимает во всех отношениях желательное им направление. Распоряжения начальства они выполняют старательно; подати платят всегда исправно; недоимок за ними никогда не бывает; в глазах властей они считаются самыми надежными и аккуратными людьми. Но такое поведение хлыстов объясняется не искренностью и сознанием долга, а интересами их секты. Гражданское общество и его жизнь для хлыстов не цель, а средство. Хлысты живут исключительно жизнью своего «корабля», жизнью своей сектантской общины, – и нет такой жертвы, которой бы они не принесли интересам «корабля».