Она сидела под деревом у сухого русла Уиллоу-Крик и думала о той улице города, где жили ее мать и отец, где жила она, пока не стала взрослой. Только благодаря ряду случайностей она не живет там и теперь. Единственный брат, десятью годами старше ее, женился и переехал в Чикаго. Он пригласил ее погостить, а попав в большой город, она там и осталась. Брат был коммивояжером и много времени проводил в разъездах.

— Почему бы тебе не остаться здесь с Бесс и не изучить стенографию? как-то спросил он, — Если ты не захочешь применить свои знания, никто тебя не заставит. Отец вполне может позаботиться о тебе. Я лишь подумал, что тебе это, пожалуй, придется по душе.

«Это было шесть лет назад, — устало думала Розалинда. — Вот уже шесть лет, как я живу в большом городе». Ее мысли делали неожиданные скачки, внезапно приходили и уходили. В Чикаго, став стенографисткой, она как-то на время пробудилась. Она захотела стать актрисой и по вечерам посещала театральную школу. В конторе, где она работала, был молодой человек, клерк. Они вместе ходили по вечерам в театр ила погулять в парке. Они целовались…

Вдруг ее мысли вернулись к матери и отцу, к дому в Уиллоу-Спрингсе, к улице, на которой она жила до двадцати одного года.

Это был самый конец улицы. Из окон материнского дома можно было видеть шесть других домов. Как хорошо Розалинда знала эту улицу и людей, живших в этих домах! Но знала ли она их? В возрасте от восемнадцати до двадцати одного года она жила дома, помогая матери по хозяйству, чего-то ожидая. Другие девушки в городке так же, как и она, ожидали. Подобно ей, они окончили среднюю школу, и родители не собирались отправлять их в колледж. Им ничего больше не оставалось, как ждать. У некоторых из девушек — матери и приятельницы матерей все еще говорили о них как о девочках — были друзья, молодые люди, навещавшие их по воскресеньям, а иногда и вечерами по средам или четвергам. Другие девушки вступали в церковные организации, посещали молитвенные собрания, становились активными участницами какого-нибудь религиозного объединения. Их время было заполнено суетней.

Розалинда ничем этим не занималась. Все эти три томительных года в Уиллоу-Спрингсе она только ждала. По утрам у нее была работа по хозяйству, а остальная часть дня как-то проходила. Вечером отец отправлялся в город, и она сидела с матерью. Они почти не разговаривали. Затем Розалинда уходила к себе и долго лежала в постели без сна, в каком-то странном нервном состоянии, страстно желая чего-то, что никогда не случалось. Обычные звуки дома Уэскоттов врывались в ее мысли. О чем только она не думала!

Она видела перед собой вереницу людей, непрестанно уходивших от нее. Иногда она лежала ничком у края глубокого ущелья. Впрочем, то было не ущелье. Там высились две мраморные стены, и на мраморной поверхности стен были высечены какие-то странные фигуры. Широкие ступени вели вниз, все глубже, и исчезали вдали. Между мраморными стенами по ступеням шли люди, спускаясь все ниже и ниже и удаляясь от нее.

Что за люди? Кто они такие? Откуда они являлись? Куда уходили? Розалинда не спала и лежала с широко открытыми глазами. В спальне было темно. Стены и потолок комнаты куда-то отступали. Розалинде казалось, что она висит в пространстве над ущельем, ущельем со стенами из белого мрамора, на которых играл какой-то странный и прекрасный свет.

Среди людей, сходивших по широким ступеням и исчезавших в бесконечной дали, были мужчины и женщины. Иногда проходила, всегда одна, молодая девушка, похожая на нее, Розалинду, но чем-то милее и душевно чище, чем она. Молодая девушка шла ритмичным широким шагом, двигаясь быстро и свободно, как великолепное молодое животное. Ее руки и ноги напоминали стройные ветви деревьев, раскачиваемые легким ветерком. Она тоже уходила вниз и исчезала.

На мраморных ступенях появлялись другие. Юноши шли поодиночке. Проходил почтенный старик в сопровождении миловидной женщины. Какой замечательный человек! В его старом теле угадывалась исключительная сила. Глубокие морщины бороздили его лицо, и у него были печальные глаза. Чувствовалось, что он глубоко познал жизнь и сохранил в себе живым что-то необычайно ценное. Именно это ценное заставляло глаза сопровождавшей его женщины гореть каким-то странным огнем. Старик и его спутница тоже спускались по ступеням и исчезали.

По ступеням спускались и исчезали другие, много других, мужчины и женщины, юноши и девушки, одинокие старики, старухи, опиравшиеся на палки и кое-как ковылявшие.

Когда Розалинда лежала в постели без сна в доме отца, в голове у нее возникало ощущение пустоты. Она пыталась за что-то ухватиться, что-то понять.

И не могла. Звуки дома врывались в ее сны наяву. Отец стоял подле насоса у двери кухни. Он накачивал воду в ведро. Через секунду он внесет его в дом и поставит на ящик у кухонной раковины. Немного воды выплеснется на пол. Послышится звук, будто ребенок топнул о пол босой ножкой. Потом отец пойдет заводить часы. День окончен. Вскоре послышится топот его тяжелых шагов по полу спальни наверху, и он уляжется в постель рядом с матерью.

Ночные звуки отцовского дома вызывали какой-то ужас у девушки в те годы, когда в ней созревали женщина. После того как счастливая случайность помогла ей переехать в большой город, она старалась никогда о них не вспоминать. Даже в Чикаго, где в ночную тишину врывались и врезались тысячи звуков — гудки несущихся по улицам автомобилей, шаги запоздалых прохожих, спешивших после полуночи домой по асфальту тротуаров, крики повздоривших мужчин, напившихся допьяна в летнюю ночь, — даже среди этой гигантской сумятицы звуков царила относительная тишина. Навязчивые, резкие звуки ночей большого города не были похожи на навязчивые обыденные звуки в доме отца. Страшная правда жизни не таилась в первых из них, они не были так тесно связаны с жизнью и не пугали, как звуки в доме на тихой улице городка Уиллоу-Спрингс. Как часто там, в Чикаго, среди огромных звуков она старалась спастись от крошечных звуков! Шаги отца слышались на ступеньках, ведущих в кухню. Вот он ставит ведро с водой на ящик у кухонной раковины. Наверху ее мать грузно опустилась на кровать. Видения огромного ущелья с мраморными стенами, по которому спускались прекрасные люди, улетели. Раздался легкий плеск воды, пролитой на пол в кухне, будто ребенок топнул о пол босой ножкой. Розалинда чуть не вскрикнула. Отец закрыл дверь кухни. Вот он заводит часы. Через секунду послышатся его шаги на лестнице.