Валька смотрела на нее и молчала. Соня немного подождала ответа, потом перевела взгляд на газету, лежавшую на полу, и вернулась на кухню.

«Вот и все, — крутилось в голове у Вальки, — вот и все…»

Вот и не нужен никакой откровенный разговор с бабушкой, которого она так боялась, что все время откладывала и откладывала… Бабушка ответила на все мучавшие ее вопросы с беспощадной откровенностью, назвала вещи своими именами и не стала прятаться за сроком давности от суда собственной совести.

— О чем вы жалеете больше всего, спустя столько лет? — спросил ее журналист.

— Только о том, что приложила массу сил и выкрутилась на суде, — ответила бабушка.

— А о том, что вы убили человека?

— Мне не жаль Жана, — ответила бабушка. — Мне жаль, что я его убила. Если бы это сделал другой человек, я была бы ему даже благодарна. Поверьте, этот человек был очень жесток со своими близкими. Он заслужил свою смерть. Тем более, что я не убивала его в принятом смысле этого слова. Я дала ему ампулу, на которой было написано название моего лекарства. Если бы он прочитал внимательно, то остался жив. Но я не остановила его, когда он делал себе укол. Я думаю, что это было решением судьбы.

— Вы оправдываете себя?

— Молодой человек, — ответила бабушка журналисту, — поверьте мне: ни один человеческий суд не может быть и вполовину таким беспощадным, как суд собственной совести. Потому, что можно обмануть и прокурора, и присяжных, и публику в зале. А себя — нет. Я понимаю, это звучит банально, но все, что связано лично с тобой, перестает быть банальным. Вы меня понимаете?

— О, вполне!

— В таком случае примите мои соболезнования, — сказала бабушка, и журналист не нашелся, что ей ответить.

Конечно, вторым вопросом, волновавшим публику, был вопрос о деньгах.

Бабушка ответила очень коротко, что деньги, которых ее муж сознательно лишил своих наследников, будут им возвращены.

— Вернее, возвращены ему, — поправил ее журналист. — Из всех наследников жив только Клод Девиллье.

— Вы ошибаетесь, — ответила бабушка. — У покойного Андрея Вильского остались жена и дочь. Они имеют такие же права на наследство.

— Кстати, о покойном, — сказал журналист. — Внук вашего мужа погиб так же, как и его дед. От укола. Это случайность?

— Это трагическая случайность.

— Не связанная с тем, что он пытался вернуть назад деньги своей семьи?

— Вернуть ему деньги его семьи было самым большим моим желанием.

— Мне хочется вам верить, но это довольно трудно…

— Мне не хочется быть невежливой, — ответила бабушка, — но это совершенно безразлично.

И отказалась продолжать разговор на эту тему.

Впрочем, подробности, связанные с убийством пятнадцатилетней давности, интересовали журналиста гораздо меньше, чем вторая часть истории.

Чуть ли не вся первая полоса еженедельника была посвящена скандальной диктофонной пленке, на которой ответственный российский чиновник шантажировал свою тетку и, мягко говоря, неосмотрительно отзывался о своей деятельности на государственном посту. Как и о деятельности всех остальных своих коллег.

Это дало возможность журналисту и приглашенным им специалистам по России долго и пространно рассуждать о коррупции, взяточничестве, раковых метастазах, пожирающих российское общество в целом и его экономические сферы в отдельности.

Этот раздел Валька пробежала глазами почти равнодушно. Шока, прочитав имя своего дядюшки, она не испытала, откровения французских политологов и экономистов ни для кого в России откровениями не были. Только подумала, что вот и она увидела собственными глазами скандал в благородном семействе.

Интересно, знала ли тетя Катя об этой пленке тогда, когда приехала на похороны? Наверное, знала. Уж очень странно она выглядела: дама без прежней железобетонной уверенности в себе.

Жаль ли ей Сергея Владимировича?

Валька пожала плечами.

Наверное, это очень плохо с ее стороны, но никакой жалости к нему она не чувствует. Равно, как и к Димке.

— Валюша, у нас кончился хлеб.

Валька быстро подняла голову и увидела, что Соня натягивает сапоги.

— Я схожу, — предложила Валька.

— Не надо. Ты лучше маму накорми. Мне хочется немного прогуляться, я сегодня еще не выходила.

Она улыбнулась Вальке, подняла с пола газету и положила ее на узкий обувной шкафчик. Открыла входную дверь и исчезла за ней.