Прожил Джованфранческо сорок лет, а работы его относятся примерно к 1528 году.

Другом Джованфранческо и так же, как и он, учеником Рафаэля был и Пеллегрино из Модены. Прослыв на родине талантливым художником и услышав о чудесах, творимых Рафаэлем Урбинским, он решил отправиться в Рим, чтобы трудами оправдать возложенные на него надежды. Там он встретился с Рафаэлем, который людям одаренным никогда ни в чем не отказывал. В то время в Риме занималось живописью бесконечное количество молодых людей, соревновавшихся между собой и старавшихся перегнать один другого в рисунке, чтобы заслужить благосклонность Рафаэля и завоевать известность в народе. Так и Пеллегрино, занимаясь постоянно, приобрел опыт и стал мастером не только в искусстве рисунка. И когда Лев X поручил Рафаэлю расписать лоджии, вместе с другими молодыми людьми работал там и он и с таким успехом, что Рафаэль использовал его и для многих других работ.

В церкви Сан Эустакио в Риме для одного из алтарей при входе в церковь Пеллегрино написал фреской три фигуры, а в церкви португальцев алла Скрофа расписал фреской капеллу главного алтаря, а также написал для нее образ. А после того как кардинал Альборензе украсил в церкви Сан Якопо испанской колонии многочисленными мраморами одну из капелл, среди которых особенно нравился мраморный св. Иаков, высотой в четыре с половиной локтя, работы Якопо Сансовино, тогда и Пеллегрино написал там фреской истории из жития этого апостола, придав фигурам изящнейшую выразительность в подражание своему учителю Рафаэлю и так хорошо распределив всю композицию, что прослыл благодаря этой работе за человека дельного и обладающего большим и отменным живописным дарованием. Закончив эту работу, он выполнил в Риме и много других и самостоятельно, и вместе с другими.

Когда же Рафаэль умер, он возвратился в Модену, где выполнил много работ и, между прочим, для братства Баттути написал маслом на дереве св. Иоанна, крестящего Христа, а в церкви сервитов другой образ со святыми Козьмой, Дамианом и другими фигурами.

Когда же он женился, родился у него сын, который стал причиной его смерти. В самом деле, повздорив однажды со своими товарищами, моденскими юношами, он убил одного из них. Когда же об этом сообщили Пеллегрино, тот, чтобы помочь сыну и не дать ему попасть в руки правосудия, побежал, чтобы его спрятать, но не успел он отойти от дома, как встретил родственников убитого юноши, искавших убийцу. И так как сына они найти не могли, то в ярости набросились на Пеллегрино, не успевшего скрыться, и нанесли ему столько ранений, что он так и остался лежать мертвым. Происшествие это сильно огорчило моденцев, понимавших, что со смертью Пеллегрино лишились таланта поистине редкостного и превосходного.

Его ровесником был Гауденцио, миланец, живописец отличный, опытный и на руку скорый, выполнивший в Милане много работ фреской и в особенности для монахов монастыря делла Пассионе прекраснейшую Тайную вечерю, из-за его смерти оставшуюся незавершенной. Он превосходно работал и маслом, и ему принадлежат многочисленные работы в Верчелли и Вералле, весьма ценимые.

Так вот, после жизнеописаний многих художников, отличившихся кто своим колоритом, кто рисунком, а кто выдумкой, мы дошли и до Андреа дель Сарто, мастера отличнейшего, ибо в нем одном природа и искусство показали, на что способна живопись, когда она в равной мере пользуется и колоритом, и рисунком, и выдумкой. В самом деле, если бы Андреа обладал характером несколько более смелым и решительным, в соответствии со свойственными ему одаренностью к этому искусству и глубочайшим его пониманием, он, без всякого сомнения, не имел бы себе в нем равных. Но некоторая робость духа и какая-то неуверенность в себе и доверчивость его натуры не дали возможности проявиться в нем тому живому горению, тому порыву, которые, в сочетании с другими его способностями, сделали бы из него поистине божественного живописца; ведь как раз по этой причине ему не хватало того блеска, того размаха и того обилия различных манер, которые мы видели у многих других живописцев. Тем не менее его фигуры, несмотря на некоторую простоватость и жесткость, отлично разобраны, безупречны и, в конечном счете, совершенны. Выражения лиц у младенцев и женщин — естественные и прелестные, а у юношей и стариков — удивительно живые и непосредственные, складки — донельзя хороши, а обнаженные тела — отлично разобраны, и хотя рисунок у него и простоватый, зато колористические решения его на редкость изысканные и поистине божественные.

Родился Андреа во Флоренции в 1478 году от отца, всю жизнь занимавшегося портняжным ремеслом, почему все всегда и называли его сыном портного. Когда он достиг семилетнего возраста, его из начальной школы, где он обучался чтению и письму, перевели в золотых дел мастерскую, в которой он всегда по природной склонности с гораздо большей охотой занимался рисованием, чем орудованием инструментами для обработки серебра и золота. Поэтому-то Джан Бариле, живописец флорентийский, но неотесанный и простоватый, увидев, что мальчик так хорошо рисует, взял его к себе и, заставив бросить ювелирное дело, приобщил его к искусству живописи, которым Андреа начал заниматься с величайшим удовольствием, поняв, что для этого занятия и создала его природа. Вот почему он в кратчайший срок стал выполнять в цвете такие вещи, от которых и Джан Бариле, и другие художники этого города приходили в восторг.

Однако когда по истечении трех лет Андреа, уже получив прекрасные навыки в своей работе, продолжал упорно трудиться, Бариле пришел к заключению, что мальчику, если только он будет столь же упорен, предстоит исключительный успех, и, поговорив о нем с Пьеро ди Козимо, почитавшимся в то время одним из лучших живописцев во всей Флоренции, он познакомил с ним Андреа, который, страстно желая научиться, не переставал трудиться и изучать свое дело. Природа же, родившая его живописцем, настолько была в нем сильна, что он, обращаясь с красками, делал это с такой легкостью, словно он уже пятьдесят лет как занимался живописью. За это Пьеро проникся к нему величайшей любовью и от души радовался, когда слышал, что Андреа, пользуясь каждым мгновением свободного времени и в особенности по праздникам, проводил, рисуя вместе с другими юношами, целые дни в Папской зале, где находились картон Микеланджело и картон Леонардо да Винчи, и что он, несмотря на свой юный возраст, превосходил всех других рисовальщиков, как местных, так и приезжих, которые без конца там толпились. Из них по натуре своей и по своему обращению больше всех ему понравился живописец Франчабиджо, которому равным образом понравилась и натура Андреа дель Сарто.

И вот, когда они на этой почве подружились, Андреа как-то сказал Франче, что терпеть чудачества совсем одряхлевшего Пьеро ему уже невмочь и что он поэтому хочет завести себе отдельную мастерскую. Франча, который был вынужден поступить подобным же образом, так как его учитель Мариотто Альбертинелли к тому времени уже бросил живопись, услыхав решение своего товарища Андреа, сказал, что и ему нужна мастерская и что поселиться им вместе было бы на пользу и тому, и другому. И вот, заняв помещение на Пьяцца дель Грано, они написали много вещей сообща и в том числе завесы, которыми занавешены образа главного алтаря в церкви сервитов и которые были им заказаны церковным старостой, ближайшим родственником Франчи. На этих полотнах они написали: на том полотнище, которое обращено к хору, Благовещение, а на другом, что спереди, — Снятие со креста, подобное тому, которое было изображено на находившемся там образе работы Филиппо и Пьетро Перуджино.

Во Флоренции, в конце Виа Ларга, еще выше, чем дома великолепного Оттавиано деи Медичи и как раз против сада Сан Марко, обычно собирались члены сообщества, которое именовалось делла Скальцо и покровителем которого значился св. Иоанн Креститель. Сообщество это в те времена начало отстраиваться при участии многих флорентийских художников, которые в первую очередь соорудили в числе других построек также и дворик, окруженный галереей с невысокими колоннами. И вот некоторые из членов сообщества увидели, что Андреа скоро займет место в рядах лучших живописцев, но, владея богатствами скорее духовными, чем денежными, они все же решили поручить ему написать по всей галерее дворика двенадцать одноцветных фресок с изображением двенадцати историй из жизни св. Иоанна Крестителя. Приступив к этой работе, Андреа изобразил на первой фреске Христа, принимающего крещение от св. Иоанна, написав ее с большим умением и в прекрасной манере, завоевавшей ему доверие, честь и славу настолько, что многие стали обращаться к нему с заказами, считая, что он со временем, без сомнения, с честью для себя достигнет того, что было обещано таким из ряда вон выходящим началом его деятельности.