Несмотря на то, что флорентинец Делло был всегда известен при жизни, да и впоследствии только как живописец, он занимался и скульптурой, и как раз первые его работы и были скульптурными, так как, прежде чем начать писать красками, он выполнил много работ из терракоты: в арке, что над дверями церкви Санта Мариа Нуова, — Венчание Богоматери, внутри же церкви — двенадцать апостолов, а в церкви сервитов — усопшего Христа на коленях у Девы Марии и много других работ по всему городу. Однако не только потому, что он отличался своенравием, но и, видя, что работами из глины много не заработать и, что бедности его нужна помощь более существенная, он, будучи хорошим рисовальщиком, решил заняться живописью, в чем легко и преуспел, быстро научившись писать красками, как о том свидетельствуют многочисленные живописные работы, выполненные им в родном городе, и главным образом фигуры небольших размеров, которые удавались ему гораздо легче, чем крупные. Это обстоятельство оказалось ему весьма кстати, ибо в те времена горожане любили держать у себя в комнатах большие деревянные сундуки в виде гробов с разнообразно разрисованными крышками, и не было человека, который не заказывал бы росписей для этих сундуков. Помимо историй, изображавшихся спереди, на торцах, на углах, а то и еще где-нибудь, заказывались семейные гербы или эмблемы Истории же, изображавшиеся на передней стороне, большей частью заимствовались из сочинений Овидия и других поэтов или же из рассказов греческих либо латинских историков; а также были там охоты, турниры, любовные новеллы и тому подобные вещи — кому, что больше нравилось. Изнутри же их потом обивали холстом или сукном соответственно положению и достатку заказчика для наилучшего в них сохранения шерстяной одежды и других ценных вещей. Мало того, в той же манере расписывали не только сундуки, но и кровати, панели, идущие кругом карнизы и другие подобного рода украшения внутренних помещений, которые бывали в те времена особенно роскошными, бесчисленные примеры чего можно видеть по всему городу. И долгое время вещи такого рода были распространены настолько, что даже самые выдающиеся живописцы занимались такими работами, нисколько этого не стыдясь, как многие стыдились бы в наше время расписывать и покрывать позолотой подобного рода вещи. А в том, что это правда, можно убедиться и в наши дни, не говоря о многом другом, по нескольким сундукам, панелям и карнизам в покоях великолепного Лоренцо деи Медичи Старшего, где рукой живописцев — не каких-нибудь простонародных, но превосходных мастеров — были изображены все те игры, турниры, охоты, празднества и другие зрелища, которые изображались в его время со вкусом, изобретательностью и удивительным искусством. Подобные вещи можно видеть не только во дворце и в старых домах Медичи, но кое-что осталось и во всех знатнейших домах Флоренции Ибо некоторые приверженцы старых обычаев, поистине великолепных и весьма почтенных, не уничтожили этих вещей, чтобы заменить их современными украшениями и обычаями.

Так и Делло, будучи весьма опытным и хорошим живописцем и главным образом, как уже сказано, с большим изяществом выполнявшим живописные работы малого размера, в продолжение многих лет с большой пользой для себя и честью не занимался ничем другим, как изготовлением и росписью сундуков, панелей, кроватей и других украшений в манере, описанной выше, так что можно сказать, что это и было его основным и главным занятием. Но так как ничто в этом мире не твердо и не долговечно, даже самое доброе и достойное восхваления, то и здесь, по мере того как таланты становились более утонченными, от этой первоначальной манеры недавно перешли к украшениям более богатым: и к позолоченной резьбе по ореху, представляющей собой самую богатую отделку, и к украшению подобного рода домашней обстановки прекраснейшими историями, написанными маслом, которые свидетельствовали и продолжают свидетельствовать как о великолепии граждан, которые этим пользуются, так и о превосходстве живописцев.

Перейдем, однако, к произведениям Делло, который первый проявил в подобных вещах и тщательность, и хорошие приемы. В частности, он расписал для Джованни деи Медичи всю обстановку одного из его покоев, что было признано работой поистине редкостной и в этом роде прекраснейшей, о чем свидетельствуют некоторые еще сохранившиеся ее остатки. Говорят, что ему помогал молодой Донателло, собственноручно выполнивший там из штукатурки, гипса, клея и толченого кирпича несколько барельефных историй и орнаментов, которые были затем позолочены и с большой приятностью для глаза сочетались с написанными историями. Об этой работе и о многих других ей подобных упоминает с длинным рассуждением Дреа Ченнини в своем сочинении, о котором выше говорилось достаточно. А так как очень хорошо уберечь хоть какую-нибудь память о старых вещах такого рода, то я во дворце синьора герцога Козимо и сохранил кое-что из собственноручных работ Делло, где они и теперь, и всегда будут достойны внимания хотя бы из-за разнообразия одежд того времени, как мужских, так и женских, которые можно на них рассмотреть.

Делло писал также фрески во дворце Санта Мариа Новелла, где он изобразил зеленой землей историю Исаака, благословляющего Исава.

Вскоре после этой работы он был приглашен в Испанию на королевскую службу, где приобрел такую славу, что большего невозможно было бы пожелать ни одному художнику. И хотя точно неизвестно, какие работы он выполнял в этой стране, однако, судя по тому, что он вернулся оттуда очень богатым и в большом почете, можно предположить, что они были очень красивы и хороши. Спустя несколько лет, получив за свои труды царское вознаграждение, Делло вздумал вернуться во Флоренцию, чтобы показать своим друзьям, как от крайней бедности возвышаются до великого богатства. И вот, когда он отправился за разрешением уехать к тамошнему королю, он не только был милостиво отпущен (его охотно и оставили бы там, если бы он этого пожелал), но и в знак высшей благодарности был возведен этим щедрейшим королем в рыцарское достоинство. Поэтому, когда он вернулся во Флоренцию и хотел получить рыцарские отличия и подтверждение своих привилегий, ему было в этом отказано по настоянию Филиппо Спано дельи Сколари, который в это время возвратился после победоносной войны с турками в должности великого сенешаля короля Венгрии. Однако Делло тотчас же написал в Испанию королю, жалуясь на эту несправедливость, а король написал Синьории, ходатайствуя за него столь горячо, что требуемые им и следуемые ему почести были предоставлены ему беспрекословно. Говорят, что, когда Делло возвращался домой верхом на лошади с рыцарскими отличиями, одетый в парчу и получивший признание Синьории, то при проезде через Вакереччу, где в то время было много ювелирных мастерских, некоторые местные его товарищи, знавшие его в юности, подняли его на смех не то со зла, не то в шутку, и что, повернувшись в ту сторону, откуда послышались голоса, он сложил из обеих рук фиги и, не говоря ни слова, проехал дальше, так что почти никто этого и не заметил, кроме тех, кто над ним издевался. По этому и по другим признакам он понял, что на родине зависть вредит ему не меньше, чем раньше, когда он был очень беден, ему вредила злоба, и решил возвратиться в Испанию. Написав туда и получив ответ от короля, он вернулся в те края, где и был принят с великой благосклонностью, всегда находился на хорошем счету, занимался своей работой, жил как синьор и с тех пор всегда писал не иначе, как в парчовом фартуке. Вот каким образом возбудил он зависть, но у короля этого прожил в почете и умер сорока девяти лет, будучи им же с почестями похоронен со следующей эпитафией:

Делло не был очень хорошим рисовальщиком, но зато был одним из первых, кто начал с некоторым пониманием показывать мускулы на обнаженных телах, как это можно видеть по выполненным им нескольким рисункам светотенью в нашей книге. Паоло Учелло изобразил Делло в Санта Мариа Новелла светотенью в истории, где над опьяневшим Ноем издевается сын его Хам.

Нанни д'Антонио ди Банко, который, унаследовав весьма богатое состояние, был отнюдь не низкого происхождения, увлекался скульптурой, не только не стыдясь ей обучаться и ею заниматься, но считая это для себя немалой честью, и пожал в этом деле такие плоды, что слава его будет длиться вечно и приумножаться в той мере, в какой станет известно, что отдавался он этому благородному искусству не по нужде, но из-за истинной любви к его мастерству. Он был одним из учеников Донато, тем не менее я помещаю его задолго до учителя, ибо он задолго до него умер. Был он человеком немного медлительным, но скромным, смиренным и ласковым в обращении.

Во Флоренции его рукой выполнен из мрамора св. Филипп, на одном из столбов на фасаде оратория Орсанмикеле. Работа эта сначала была заказана цехом сапожников Донато, а потом, так как с ним не сошлись в цене, перезаказана, как бы назло Донато, Нанни, обещавшему, что не возьмет иной платы, кроме той, которую ему предложат. Вышло, однако, не так, ибо, когда статуя была закончена и поставлена на свое место, Нанни за свою работу потребовал цену гораздо более высокую, чем та, которую вначале просил Донато. А так как обе стороны Донато же и предложили произвести оценку, консулы этого цеха были твердо уверены, что он из-за зависти, что работал не он, оценит работу гораздо ниже, чем оценил бы в том случае, если бы он ее выполнил. Однако надежды их были обмануты, ибо Донато рассудил, что Нанни следует заплатить за статую гораздо больше того, что он просит. Не желая никак согласиться с этим приговором, консулы, обращаясь к Донато, кричали: «Почему же это ты брался за эту работу по цене более дешевой, а теперь, когда она сделана другим, оцениваешь ее дороже и заставляешь нас дать ему больше, чем он сам требует? А ведь ты сам знаешь, как и мы, что из твоих рук она вышла бы куда лучше?…» Донато, смеясь, ответил: «Этот добрый человек искусен не так, как я, и вкладывает в работу трудов гораздо больше, чем я; поэтому если вы люди справедливые, какими мне кажетесь, и если вам хочется, чтобы и он остался доволен, то придется вам оплатить ему то время, которое он на это потратил». Так возымела свое действие похвала Донато, благодаря которой обе стороны пришли к соглашению.

Работа эта стоит очень хорошо, и голова отличается большой выразительностью и живостью, одежда не кажется жесткой и хорошо лежит на фигуре. Под этой нишей стоят в другой нише четыре святых из мрамора, заказанные тому же Нанни цехом кузнецов, деревообделочников и каменщиков; и рассказывают, что, когда они были закончены круглыми и стоящими отдельно один от другого и ниша была сложена, то, как ни старались, в нее входили только три статуи, ибо некоторых он изобразил с распростертыми руками. Огорчившись и отчаявшись, обратился он к Донато за советом, как пособить несчастью и исправить недосмотр. Донато же, посмеявшись на этот случай, сказал: «Если ты обещаешь заплатить за ужин для меня и всех молодчиков из моей мастерской, я готов заставить этих святых влезть в нишу без всякого затруднения». Когда же Нанни обещал это с большой охотой, Донато на несколько дней отослал его в Парто для снятия кое-каких обмеров и для всяких других дел. Отправив Нанни таким способом, Донато со всеми своими учениками и подмастерьями принялся за работу и стесал у этих статуй у одной плечи, а у другой руки, так что они, потеснившись, поместились в нише и оказалось, что одна положила руку на плечо другой. Таким образом решение Донато, сочетавшего их воедино, скрыло ошибку Нанни, так что, стоя и сейчас на том же месте, они являют очевиднейшие признаки согласия и братства, и тот, кто не знает в чем дело, не замечает первоначальной ошибки. Обнаружив по возвращении, что Донато все исправил и устранил все недочеты, Нанни был ему бесконечно благодарен и с величайшей охотой заплатил ему вместе с его учениками за ужин. Под ногами четырех этих святых в обрамлении табернакля помещается мраморная полурельефная история, где некий скульптор ваяет весьма живую фигуру ребенка, а каменных дел мастер выкладывает кладку с двумя помощниками, и, как мы видим, все эти фигурки отлично расположены и внимательно занимаются своим делом. На фасаде Санта Мариа дель Фьоре, с левой стороны, как входишь в церковь через средние двери, сделана была его же рукой и по тому времени очень толково фигура евангелиста. Считают также, что и св. Ло, помещенный снаружи названного оратория Орсанмикеле и заказанный цехом кузнецов, выполнен рукой того же Нанни, так же как и мраморный табернакль, на цоколе которого внизу изображена история святого Ло, кузнеца, подковывающего взбесившуюся лошадь, выполненную им так хорошо, что Нанни заслужил за нее большие похвалы. Однако за другие работы он заслужил бы и получил бы еще больше, если бы не умер еще молодым. Тем не менее и за эти немногие работы Нанни почитался толковым скульптором. Будучи гражданином Флоренции, он исправлял у себя на родине многие должности и, так как и в этих и во всех других делах проявил себя человеком справедливым и дельным, пользовался большой любовью. Умер он от боли в боку в 1430 году сорока семи лет от роду.