Шрифт:
Но в конце концов, только мы можем работать с беднягами, помещенными в эту клинику. Вот с этой крошкой, к примеру. Работающие шумной "тройкой" без колебаний послали бы ее на электрошок - так далека она от них, так неизлечимо ненормальна. Но ее сумасшествие - не ее вина, мясники! И мы докажем, что старые, гуманные методы психотерапии все еще работают неплохо. Вот и ее новые записи показывают, что она не так безнадежна. Что ж, пора поговорить с бедным ребенком."
Мужчина в белом халате закрывает голубую папку с наклейкой "Кэти Смит. Mono-Personality Disorder. Тяжелая форма", и дружелюбно смотрит на пациентку, сидящую напротив, по другую сторону стола:
– Ну, как мы себя чувствуем сегодня, дорогая?
Хрупкая девушка чуть-чуть пододвигается вперед в кресле, неуверенно улыбается:
– Я... мы... мы чувствуем себя лучше.
4.
– На самом деле я просто не знаю, как перевести эту игру аббревиатур на нормальный русский. В западной медицине MPD - это Multi-Personality Disorder, то есть по-нашему - "раздвоение", вернее даже, "расщепление личности". А у меня тут, как видишь, Mono-Personality, то есть наоборот, "одноличность" как ненормальность. Собственно, с этой игры слов все и началось, я и написал это по-английски вначале. Ну, как тебе?
– Ну, скажем так: это еще не "большая проза".
– Да я же говорю - я не писал это как прозу, просто набросал саму идею. Знаешь, очень часто, когда я представляю идею отчетливо - мне уже лень ее обрабатывать. Неинтересно.
– Я поняла. Идея ничего. Но все равно. Стихи у тебя куда лучше. Знаешь, у меня бывают моменты, когда устанавливается такая ровная, почти семейная жизнь. И тогда я вдруг посреди этого спокойствия достаю твои стихи - и старый бес снова просыпается, хочется куда-то сорваться... В общем, чувство, что есть еще что-то помимо моей тихой "потенциальной ямы"... А еще - так здорово узнавать все это: и "ватной лентой дым из трубы", и "Волну" на стене... Читаю и так отчетливо представляю себе эту квартиру, где не была с тех пор, и тебя, и твою Р-рр... ты читал ей "Ноябрьскую Сороку"?
– Читал. Ей не понравилось. Хотя она сказала, что слушать меня лучше, чем читать самой.
– А по-моему, наоборот: читать ты ни фига не умеешь!
– Ну не знаю. Ей вообще мое стихоплетство было неинтересно. И это, кстати, может быть, и хорошо, когда человеку, с которым живешь, наплевать на то, что ты пишешь. Вот ты, например, можешь меня запросто избаловать и испортить своим постоянным цитированием моих рифмованных глупостей...
– Ах так?! Ну ладно, считай, что я притворялась, чтоб тебя не обижать. На самом деле стихи у тя все па-аршивые, а прозу ва-ащще писать не умеешь. Э-э-э! (показывает острый розовый язычок, как будто конфета-"сосулька" во рту).
– Ага-ага. "...И вообще я тебя из головы выкинула." Чего ж читаешь-то их, да все новое требуешь? Э-э-э!
– Ну положим, я тебя выкинула, а не стихи. Это две большие разницы, почти никакой связи. А во-вторых, просто читать нечего, вот и читаем всякую дрянь. Э-э-э!
5.
– Глупая моя, глупая! Неужели ты не понимаешь, что в такой юбке до пола ты будешь гораздо сексапильнее всех этих коз, у которых из-под коротких тряпок трусы торчат? К тому же, мы едем в Новгород, а не в какую-нибудь "Невскую Мелодию", где на каждого посетителя - по полтора охранника и по две и две третьих шлюхи...
– Ты считал?
– Я считал.
– Ну, значит, там стоящая клиентура.
– Ага. Год как из деревни, а уже в пиджаках и с полными штанами визиток. Там меня даже один спросил: куда вы в Америке деньги вкладываете? Я чуть с табуретки не упал! Есть говорю, такое приспособление. Вроде папки, но по размеру не больше матки. Называется - бумажник. Туда и вкладываю. Вот такая клиентура... Их тут, кажется, кличут "новыми русскими". А чего нового, ума не приложу. Помнишь, у Мариенгофа был... как же его...
– "А руки я вам, Илья Петрович, не подам." Как тебе эта маечка?
– Во-во, Докучаев. Ничего маечка, вполне.
– Серьезно, я не знаю...
– Я серьезно. Повернись. Очень милая маечка, и ты в ней чудесно выглядишь.
– Издеваешься опять?... Ладно. С кем мы поедем?
– Может быть, вдвоем. Может быть, с моими - с батей и сестренкой. Она тебе понравится - очень прикольная девчонка. Классные картинки рисует, и придумывает к ним истории. Вот, например, такая история. "Жили-были на небе летающие коровы. Однажды у них родился маленький теленочек. На небо прилетела одна злая мушка и стала говорить, что теленочек летать не сможет, потому что у него крыльев совсем нет, да и вообще коровы не летают. Пока она все это говорила, на небе пошел дождь, крылья у заговорившейся мушки промокли, и она упала на землю". По-моему, очень милая история. Аринка тебе покажет эту картинку, когда приедем.
В Новгороде было тихо и хорошо, все по-старому - тот же обветшалый Кремль, тот же Волхов с сильным течением, которое унесло нас с Ленкой под мост, когда мы купались. Софийский собор был почти пуст, и я со стороны любовался ею, когда она ставила свечку.
– У тебя было обалденное лицо. Такое даже фотографировать нельзя. Было бы время - притащил бы пастели и нарисовал бы.
– Тебя бы выгнали. Тут, наверное, нельзя рисовать. Разве что иконы.
– У тебя был очень иконический лик. Я бы сказал, что спутал.