Я сжался под одеялом, желая только одного — исчезнуть прямо сейчас. Он все рассказал, наверное, еще и наши переписки дал почитать, а я же в них и о ней много чего наговорил!

— Дима считает, что тебе нечего стыдиться и клялся, что не может никому рассказать, если ты сам не захочешь. Я так и не смогла из него ничего вытянуть. Расскажи мне!..

Я всегда был на удивление послушным сыном, но сейчас просто не мог подчиниться, так что ответил молчанием.

— Знаешь, все иногда попадают в неловкие ситуации, этого не избежать. Важно научиться принимать их, сохраняя достоинство, или делать вид, что сохраняешь. Сперва будет трудно, но со временем ты привыкнешь. Выздоравливай!

Мать поспешила на работу, оставив меня одного в огромной квартире обдумывать сказанное. Раньше она никогда не изображала мудрых старцев из фильмов о древнем Китае, а я никогда не просил советов. Да я и сейчас не просил.

«Значит, надо сделать вид, что всё в порядке? Значит, Костарев ничего никому не рассказал?» — думал я, сомневаясь, можно ли настолько ему доверять. Он то еще трепло, ни за что не поверю, что какая-либо тайна могла бы умереть вместе с ним!

День прошел быстро, видимо, приняв те таблетки, я, наконец, уснул. Разбудил меня стук в дверь. Мой братец опять стучал, не знаю уже, как долго, но было заметно, что его терпение начинает иссякать.

— Вель, — так он иногда называл меня в интернете, — жеванный крот, ты не сможешь сидеть там вечно. Выходи!

Насколько возможно глубоко зарывшись в одеяло, словно это могло от чего-то защитить, я крикнул:

— Отстань наконец, я же сказал, что мне нехорошо!

— Что? — после недолгой паузы попросил уточнить сводный брат, он же лучший друг по переписке.

— Вчера чем-то траванулся, и температура впридачу. Поэтому в школу сегодня не пошел, мама мне и таблеток дала, я же уже говорил.

— Нет, — растерянно ответил Дима, — ты этого не говорил, ты вообще ничего не говорил вчера.

— Ну вот теперь говорю, — буркнул я.

— Да знаю я, в чем проблема! — вспылил он от моей, похожей на бред помешанного, лжи. — Что ты меня мажором, геем и еще кем-то обзывал. И моего папу тоже. Но слушай, сейчас это не имеет значения, ничего особенно плохого ты не сказал, я не в обиде, так что выходи и обсудим это нормально, Вель?

А для меня это было проблемой, настоящей трагедией, пропастью стыда, сомнений и желания просто исчезнуть! Как же свято я был уверен, что таких совпадений просто не может быть на свете!

— Вель, ну я давно хотел с тобой познакомиться и знаешь, примерно так тебя себе и представлял, так что выходи, как только перестанешь… как это там… фрустрировать. Я жду.

Я сжался в комок. Здравый смысл начал нашептывать, что сидя в комнате и ведя себя как идиот, я только усугубляю свое положения, питаю и позволяю расти тем гаденьким, доставляющим мне душевные муки чувствам. Сейчас бы выйти и сделать вид, что ничего плохого не произошло, попытаться вести себя достойно, как советовала мама, но я не смог себя заставить, хоть, казалось, и предпринял слабую попытку.

— А Катя про тебя спрашивала, — кинул напоследок братишка.

Упоминание о ней часом раньше резануло бы меня, как часть жизни, которую я потерял, только обретя. Однако теперь град эмоций начал утихать, хоть я и знал, что пока не решусь посмотреть в глаза моему лучшему другу, ставшему мне братом. Разве я мог вообще раньше об этом мечтать: Темная Лошадка совсем рядом и не против со мной дружить? А еще у меня, возможно, будет девушка. Мысли об этом, а конкретно о знакомых рыжих кудрях, вызвали у меня незнакомую ранее светлую тоску, которую я попытался отогнать, пустившись в долгие рациональные рассуждения о моем безрадостном прошлом, о собственной беспомощности, одиночестве и унылой жизни.

Жизнь с Костаревыми преобразила меня. Пусть прошлое стало частью моей личности, а разве это плохо? Я отличаюсь от других, с этим не поспоришь, но друзья Костарева не отторгают меня из-за этого. Интересно, почему? Да и сам братец совсем меня не стыдится, чего я ожидал поначалу. Интересно, почему это? Может я не так плох, как представлял себя изначально?

С этими мыслями я уснул. Разбудил меня стук в дверь, это был не Дима, хотя его голос я тоже слышал из коридора. Это была мать, не открыть ей я не имел морального права. Она кратко осведомилась о моем самочувствии, сунула еще таблеток и вынесла вердикт, что завтра я тоже лежу дома.

— Хорошо, — сухо согласился я.

Мы нечасто говорили по душам до этой свадьбы. После того, как отец улетел в космос на специальную экспедицию на Сатурн, она полностью ушла в работу. У нее и раньше был прямолинейный, твердый характер, я вообще не помнил от нее сюсюканий и телячьих нежностей, а при остром дефиците времени она едва успевала проверять оценки в дневнике, благо они в основном были хорошие. Зато, когда я был маленьким, то подолгу разговаривал с ней. Я был любознательным и мог часами болтать о звездах, динозаврах, других странах, людях, казалось, она знает все на свете. Когда же это было в последний раз?