– Ха! Это у вас в ментуре немецкие овчарки только команды выполняют, как роботы. А алабай это собака думающая. Он может сделать так, как считает нужным, невзирая на команду.

– Выходит, алабаи для службы не годятся. Ладно, хватит болтать. Надо думать, что ему надо.

– Сейчас посмотришь, годятся они для службы или нет. Вон, этот гад приближается к дому. Дон уже занервничал.

– Вероник, ты бы ушла в комнату, а то вдруг пальнет? – озабочено глядя на приближающегося мужчину, сказал Митька.

– Нет. Я останусь. Дон, ко мне, мальчик. – Дон подошел к хозяйке. На загривке и возле хвоста шерсть у него вздыбилась. Он утробно рычал, и злобно скалил зубы.

– Ну и клыки у него! Просто саблезубый тигр какой-то! – улыбнулся Митька.

– Он это, – прошептала Вероника.

– Кто? – не понял Митя.

– Тот, что баллончиком Дона обезвредить хотел.

– А ты его видела?

– Нет. Дон видел. И узнал его.

– Значит, к нам пожаловал бандит. Готовься к бою, называется!

Мужик подошел почти на метр к крыльцу и крикнул:

– Эй, девица, разговор есть. Выйди, а? Только без собаки.

Дон зарычал как лев и кинулся грудью на дверь.

– Ага, может тебя в дом пригласить и стол накрыть? – крикнула Вероника.

– А че, я б не отказался, ты девка центровая! А там и сговорились бы!

– Я его сейчас убью, – взорвался Митька.

– А это что там за сявка? – крикнул мужик.

– Не твое дело! Говори, что надо и уходи. Иначе собаку спущу, – крикнула через дверь Вероника.

– Слышь, ты, не сильно гоношись-то, собачку твою я быстро успокою!

– Он ученый уже. Это он тебя успокоит. Говори, что надо и проваливай, в последний раз предупреждаю.

– Звать-то тебя как, девица? Как-то неудобняк без кликухи. Меня Ржавый.

– А меня Волчица. Слушаю! Мой пес уже теряет терпение!

– Волчица! – заржал Ржавый. – Ну, ты даешь!

– Не нравится, уматывай! – заорал Митька.

– Слышь, Волчица, отдай наше барахлишко, и будем квиты. Мы тебя трогать больше не будем.

– Что значит ваше? Ты ж один остался? Другана твоего труповозка увезла!

– Слышь, ты, шалава ментовская, отдай рыжье, иначе сделаем вам больно!

Митька побледнел. Он посмотрел на Веронику так, как будто в первый раз ее увидел. Вероника уловила этот его взгляд, но сделала вид, что ничего не заметила.

– Не знаю, о каком ружье ты мне толкуешь! Ружье вы что ль какое-то искали?

– Кончай базар, курва! Не отдашь рыжье, спалим твою заимку.

– Ага! Пугай! Пока вы его не нашли, палить ничего не будете! Зови своего пахана, я с шестерками не разговариваю!

– Не хочешь, видать, по понятиям жить! Что ж пожалеешь еще!

– Мне ваши воровские законы, не по понятиям! – заорала Вероника. – Пошел вон, без пахана базара не будет!

Митька молчал. Он обалдел от разговора Вероники с бандитом.

– Как скажешь, Волчица. Сама напросилась.

– Не пугай, пуганая уже! Все… Спускаю собаку…

Мужик на секунду замер, потом попытался вскинуть ружье, но Митька выстрелил из пистолета, и выстрел пришелся как раз возле его ног, бандит подпрыгнул и побежал, Вероника открыла дверь, спустила Дона и выкрикнула вслед собаке, – Дон, гони его, ату, ату…

Ржавый побежал еще быстрее, бросив на ходу ружье, но от Дона убежать было невозможно. Огромными скачками он догнал жертву и мощным прыжком свалил с ног. Лежа на земле и смотря на огромные клыки волкодава, Ржавый решил, что настал его последний час. Он зажмурился и почувствовал на лице горячую слюну и тяжелое дыхание пса. Но тут он услышал, прямо возле себя девичий голос:

– Дон, фу! Оставь его. Пусть убирается.

Дон послушно, отошел в сторону, задрал ногу и пометил место рядом с лежащим почти без сознания бандитом.

Ржавый тяжело поднялся, но успел взглянуть на хозяйку собаки. Девушка была очень хороша и очень молода. Почти ребенок. Она с вызовом смотрела на униженного ею бандита, и всем своим видом показывала ему, что он может уходить, но если придет еще раз…

Ржавый встал и дернулся к сапогу, пытаясь достать заточку. Но Дон следил за каждым его движением. Он с диким рыком вцепился в руку бандита, Ржавый взвыл, а Вероника увидела, как из запястья алой струей брызнула кровь, и послышался противный треск сломанной кости. Ржавый взглянул на свою безвольно болтающуюся, истекающую кровью руку, и, теряя сознание, прошептал, – точняк, Волчица…