Виталик не любил школу.

И Надежду Сергеевну не любил. Она походила на куклу чревовещателя: однажды выструганное выражение круглого лица; глаза с нарисованными зрачками, шторки век, которые иногда закрывались на мгновение с глухим деревянным стуком; яркие губы маленького обиженного рта и глубокие неподвижные складки от крыльев носа, сходящиеся где-то под первым подбородком. И держалась она очень прямо, словно внутри проходили все эти рычаги, оси и шарниры, с помощью которых невидимый кукловод придавал ей подобие жизни. Как жаль, что ещё больше года придётся ходить в её начальный класс, в котором он был самый маленький. Даже ниже девочек. И хотя мама не раз говорила, что девочки в этом возрасте часто опережают мальчиков в развитии, он догонит их потом, а чуть позже станет совсем большой, как папа, ему не слишком верилось в это.

Мама просто утешала его.

К сожалению, сочувствие не делало его мальчишеский острый затылок менее привлекательной мишенью для жёваных комочков бумаги, а задницу – для уколов циркулем. Мама просто не понимала – дети в классе были островами в безбрежном океане, в котором никогда не бывает отливов: круглое, как луна, лицо Надежды Сергеевны не вызывало притяжения. Вряд ли на завтрашнем собрании она будет обсуждать какой-то праздник для них. Она тоже походила на остров: каменистый, пустынный, необитаемый, на котором ничего не росло и уже никогда не вырастет. Многие взрослые походили на такие острова…

Полоска света на полу стала чуть шире, слегка скрипнула дверь, Виталик приподнялся на локте. Нюся протиснулась в щель и замерла на пороге, поводя треугольными ушками.

– Кис-кис, – шепотом сказал Виталик, но Нюся на него не посмотрела. Она всегда так делала. Мама говорит, что у неё очень независимый характер, но он-то прекрасно знает, что кошка просто хитрит. Нюся – курильский бобтейл. Там, где у других кошек и котов привычный хвост, у Нюси пушистый заячий завиток – боб. Короткое тело, высокие задние лапы, пышный воротник вокруг шеи и большие глаза цвета рыжей шерсти, почти оранжевые. Два года назад папа привёз с Дальнего Востока маленький комочек: игривый и смешной. А теперь у Нюси уже два раза были котята. Она, наверное, много старше меня, подумал Виталик неожиданно. Мысль была непривычной и, казалось, совсем не относилась к его кошке, которая всё так же любила играть.

Он знал, что будет делать Нюся. Тихонько, не глядя на него, она пересечёт комнату и без видимых усилий запрыгнет на подоконник. Темнота снаружи слегка светится отражённым светом искрящегося снега. Нюся станет внимательно следить за кружащимися снежинками, сидя неподвижно, словно египетская статуэтка Баст, старательно делая вид, что вспоминает летних мух, которых ловко прихватывала лапками прямо в воздухе. Но стоит ему на пару секунд смежить веки, или отвлечься на сонные мысли о прошедшем дне, бросить короткий взгляд на книжную полку, где в долгом ожидании томится Джим на острове сокровищ, как Нюся мгновенно окажется у него в ногах, урчаще посмеиваясь и притворно зевая, отчего пышные белые усы забавно топорщатся. Нюся всегда выигрывает, но Виталик не обижается. Это её кошачий вариант поцелуя на ночь и пожелание добрых снов.

А кроме того, Нюся знает его самый большой секрет.

Виталик приподнялся и почесал подруге длинные прядки шерсти за ушами.

Он научился читать только в школе. Целый год это мучительное и трудное занятие подтачивало его силы. Звуки толпились в горле, словно недовольные пассажиры в переполненном автобусе, мысли путались, буквы плясали перед глазами. Виталик морщил лоб и шевелил губами. После десяти минут чтения немели плечи, он был так напряжён, что хотелось плакать. Книги казались ему унылыми кирпичами, которые висели на шее, пригибая к земле, и превращали живую мальчишескую поступь в старческое шарканье. А уж писатели… О-о-о! Они представлялись Виталику злыми волшебниками из сказки о потерянном времени, и пока он, корпя над страницами, судорожно пытался выплюнуть очередной комок слов с привкусом бумаги и типографской краски, молодящиеся старички и старушки с гусиными перьями за сморщенными мохнатыми ушами неустанно махали веничками, собирая потраченные секунды вместе с блестящими крупинками его невыплаканных слёз.

Он ненавидел книги, писателей, своё бессилие и слёзы. Всех скопом…

Нюся вытянула задние лапы и положила на них голову. Виталик оставил кошку в складках одеяла и улёгся. Мама разговаривала по телефону в глубине квартиры. Кажется, о нём. «Много читает… глаза красные» … Мальчик закрыл глаза и улыбнулся.

Разве он мог догадаться тогда, что книги могут быть куда интереснее, чем мультики или кино, хотя бы и в 3D. Как можно понятно объяснить, что по-настоящему хорошие рассказчики историй умеют скрывать в словах ключи от дверей в миры под обложкой. И уж конечно он ни за что бы не поверил, что можно оказаться внутри. Пока сам не научился входить…

В первый раз он мимолётно подумал, что засыпает. Строчки поплыли, буквы смешались и отлепились от бумажного листа роем рассерженных пчёл. Гул усиливался и волочил за собой плотную завесу темноты. У Виталика закружилась голова, ему показалось, что он уже не сидит за столом, ладонь не подпирает щёку, край сидения не врезается в бёдра.

«-Куда это подевались змеиные головы? Не все же я съела за завтраком!..» – услышал он незнакомый дребезжащий голос, таращась в темноту. Душной волной накатили незнакомые и не слишком приятные запахи, разноцветные пятна раскачивались перед глазами, Виталик обессиленно привалился плечом к чему-то твёрдому и прохладному, быстро напитавшему короткий рукав майки влагой. Сердце стучало, как сумасшедшее, дыхание сбилось и шумело в ушах порывами далёкого урагана. Мальчик запрокинул голову и ясно увидел, распластанное над ним, чучело огромного крокодила. По чешуйкам бледного брюха ползали жёлто-багровые блики.

Он отшатнулся и сел на попу, запнувшись о какую-то неровность и задев что-то упруго-податливое плечом. Взгляд заметался вслед за размеренным покачиванием длинной связки, кажется, головок репчатого лука, который бабушка так же набивала в старые капроновые чулки и развешивала на зиму в кладовой. От этой связки пахло пылью и старой шубой, во все стороны торчали короткие хвостики. Догадка едва шевельнулась в голове, как впереди что-то вспыхнуло и громко зашипело. Вспышка озарила влажные каменные стены, закопчённый свод, высокие насесты, больших нахохлившихся птиц с крючковатыми клювами. Выпуклые и жёлтые, как теннисные мячи, глаза уставились прямо на него. Ближайшая птица шумно расправила крылья, разинула клюв с острым, словно шип боярышника, языком: