И тут меня наконец накрыло. Мой новый дом.

– Привет, Ашок! Как дела?

Натан покатил мои чемоданы по отделанному мрамором вестибюлю, а я усиленно таращилась на черные с белым плитки, на латунные перила, стараясь не спотыкаться; мои шаги эхом разносились под высокими сводами. Все это было похоже на вход в роскошный, слегка поблекший отель: лифт отделан блестящей латунью, на полах – красные с золотом ковры. Обстановка чересчур мрачная, чтобы быть комфортной. В воздухе стоял запах пчелиного воска, начищенных туфель и больших денег.

– Нормально, приятель. А это кто?

– Луиза. Она будет работать на миссис Гупник.

Выйдя из-за стойки, консьерж в униформе протянул мне руку. У него была широкая улыбка и цепкий взгляд бывалого человека.

– Очень приятно познакомиться. Ашок. Так вы англичанка! У меня есть кузен в Лондоне. Крой-даун. Вы знаете Крой-даун? Вы там когда-нибудь были? Большой человек. Понимаете, о чем я?

– Я плохо знаю Кройдон, – ответила я, но, увидев его вытянувшееся лицо, поспешно добавила: – Но в следующий раз, когда там окажусь, непременно его отыщу.

– Луиза, добро пожаловать в «Лавери». Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь. Я здесь двадцать четыре часа семь дней в неделю.

– И это вовсе не шутка, – подтвердил Натан. – Мне иногда кажется, что он даже спит под своей стойкой. – Натан махнул рукой в сторону тускло-серых дверей грузового лифта в задней части вестибюля.

– Черт, трое ребятишек, мал мала меньше! – сообщил Ашок. – Поверьте, только работа и помогает мне не свихнуться. Чего нельзя сказать о моей жене. – Он ухмыльнулся. – Я серьезно, мисс Луиза. Только свистните – и я всегда к вашим услугам.

– Это он о наркотиках, проститутках и борделях? – шепотом спросила я, когда за нами закрылись двери грузового лифта.

– Нет. Это он о театральных билетах, столиках в ресторане и первоклассных химчистках, – ответил Натан. – Мы ведь на Пятой авеню. Господи! Чем ты занималась у себя в Лондоне?

Резиденция Гупника занимала семь тысяч квадратных футов на втором и третьем этаже здания в готическом стиле из красного кирпича. Подобный дуплекс, какой нечасто встретишь в этой части Нью-Йорка, являлся свидетельством богатства нескольких поколений семейства Гупник. Как сказал Натан, «Лавери» был уменьшенной копией известного здания «Дакота» и, кроме того, одним из старейших кооперативов в Верхнем Ист-Сайде. Никто не мог ни купить, ни продать квартиру в этом доме без одобрения правления собственников жилья, которые упорно противились любым переменам. И если шикарные кондоминиумы по другую сторону парка стали прибежищем для представителей новых денег: русских олигархов, поп-звезд, китайских сталелитейных магнатов и миллиардеров из технологической сферы, – с общественными ресторанами, спортзалами, детсадами и бесконечными бассейнами, – то жители «Лавери» оставались приверженцами старых традиций.

Апартаменты эти передавались по наследству из поколения в поколение. Их обитатели сумели приспособиться к системе внутридомовых сетей 1930-х годов, выдержали продолжительные и позиционные бои, чтобы получить разрешение на любые переделки чуть существеннее, нежели установка переключателя, и вежливо смотрели в другую сторону, пока Нью-Йорк вокруг них стремительно менялся, словно отворачиваясь от нищего с картонной табличкой в руках.

Я даже не успела толком рассмотреть роскошный дуплекс, с паркетными полами, высокими потолками и камчатыми шторами, поскольку мы прямиком направились в комнаты для прислуги, расположенные на втором этаже, в дальнем конце идущего от кухни длинного узкого коридора, – аномалия, сохранившаяся с незапамятных времен. В более современных или модернизированных домах комнаты для прислуги уже ликвидированы как класс: домработницы и нянечки теперь едут из Квинса или Нью-Джерси на самых ранних поездах и возвращаются уже затемно. Но семья Гупник владела этими комнатушками еще со времени постройки здания. Их нельзя было ни переделывать, ни продавать, поскольку, согласно документам, они были неотъемлемой частью хозяйской резиденции и числились как кладовые. И нетрудно было заметить, почему их вполне можно было рассматривать в качестве таковых.

– Вот тут. – Натан открыл дверь и поставил мой багаж.

В моей комнате – примерно двенадцать на двенадцать футов – поместились двуспальная кровать, комод, платяной шкаф и телевизор. В углу примостилось обитое бежевой тканью небольшое кресло с продавленным сиденьем – свидетельство хронической усталости предыдущих обитателей комнаты. Крошечное окошко, кажется, выходило на юг. Или на север. Или на восток. Впрочем, трудно сказать, поскольку окно находилось всего в шести футах от глухой кирпичной стены здания напротив, причем такого высокого, что небо можно было увидеть, лишь прижавшись носом к стеклу и свернув себе шею.

Кухня для персонала располагалась тут же по коридору, мне предстояло делить ее с Натаном и домоправительницей, чья комната была напротив.

На моей кровати высилась аккуратная стопка из пяти темно-зеленых футболок поло и нечто вроде черных штанов с дешевым тефлоновым блеском.

– Разве они не сказали тебе про униформу? – (Я рассеянно взяла футболку из стопки.) – Это просто штаны и футболка. Гупники считают, что с униформой все становится проще. Каждый твердо знает свое место.

– Конечно, если хочешь выглядеть как игрок в поло!

Я заглянула в крошечную ванную комнату, отделанную коричневым мрамором в известковом налете, и увидела унитаз, маленькую ванну, будто дошедшую до нас с 1940-х годов, и душ. Мыло в бумажной обертке лежало на краю ванны, средство для уничтожения тараканов скромно стояло в сторонке.

– По манхэттенским стандартам, это еще очень даже шикарно, – произнес Натан. – Понимаю, комната выглядит обшарпанной, но миссис Гупник сказала, что мы можем ее перекрасить. Парочка дополнительных светильников, вылазка в «Крейт и Баррель» и…