Пхет тихо заговорил с нами, объяснил, что брат Анамики Сунил вернется с Келси в будущее, оставив сестру. Я посмотрел на Анамику, увидел, как она сжимает руку недавно спасенного брата. Она еще не знала, что ее брат уйдет. Я знал через связь с богиней, что это станет для нее ужасным ударом.

Пхет подчеркнул:

— Дурга должна исполнить свою роль. Она повлияет на поколения людей. Без спутника она будет одна, и мир, который мы знаем, сильно изменится. Тигр даст жизнь. Вы должны выбрать.

Тогда наша связь была новой, но я уже знал, что Анамика ненавидела идею быть богиней, хоть это и было предначертано судьбой. Она могла без спутника все бросить и вернуться в Индию.

Я потер руками лицо и предложил:

— Почему ее брат не может остаться с ней?

— Брат — часть ее человеческой жизни. Она должна выполнять роль бессмертной, свой долг, оставить мысли о прошлом позади. Поверьте, им обоим будет лучше идти разными путями.

Пхет знал больше, чем рассказывал. Это всегда было правдой, и когда он сказал, что Сунил должен оставить сестру, а дальше не спрашивал.

Рен пришел к тому же выводу, потому что кивнул и ответил:

— Тогда я останусь и буду служить, но только если Келси тоже останется.

Пхет решительно покачал головой.

— Каль-си отправится в будущее.

Старый монах пошел утешать Келси и оставил меня наедине с братом.

— Она — моя суженая, — начал я.

— Я первым ее полюбил, Кишан.

— Да. Но ты ушел.

— То была ошибка. Я не собираюсь ее повторять.

Мы несколько минут ходили вокруг да около, пытаясь убедить друг друга остаться, но никто не поддавался. Пхет вернулся и сказал, что скоро нужно дать ответ, при этом он посмотрел на меня. Он намекал, что я должен покончить с этим.

«Что это означало? Он пытался сказать мне, что я должен сдаться? Оставить любимую? Или он имел в виду, что это я понимал Дургу, и у меня была связь?» — я заерзал.

Я отчаянно шепнул Рену:

— Ты знаешь, что я видел, что было в моем видении в Роще сновидений.

Рен с неохотой кивнул.

Я не унимался:

— Если я останусь, сын Келси… — я огляделся, проверяя, что никто не слушает. Никто не слушал. Они оставили нас одних. — Никогда не родится, — прошептал я.

— Ты этого не знаешь, — упрямо заявил Рен.

— У него были мои глаза, Рен. Мои!

Рен отвел взгляд, словно ему было больно видеть доказательство в виде будущего сына Келси. Он тихо сказал:

— Ты в долгу передо мной, брат.

Я резко вдохнул, от его слов закружилась голова. Я был должен ему.

Так ведь?

Я подумал о том, что сделал, как предал его, не только украв его невесту Джесубай, но и подвергнув опасности его жизнь и наше королевство. И с Келси я целовал ее, давил на нее, хотя знал, что у нее все еще есть чувства к Рену.

Я пытался потом быть благородным, обещал, что она может определить, что у нас за отношения. Но когда я получил ее, я понял, что никогда не отпущу, ни при каких обстоятельствах. Я был в долгу перед Реном, но не мог заставить себя отдать ему любимую.

Я раздраженно потер шею. Я посмотрел на группу и заметил, что Келси пропала.

— Где она? — спросил я у Пхета.

— Она горюет по тому, кто, как она думает, останется тут, — ответил Пхет.

Я замер и склонил голову, слушая ее тихие всхлипы. Ее боль разносилась по лесу так ясно, словно она стояла рядом со мной. И мне хотелось только пойти к ней. Остановить ее слезы. Исцелить боль.

Я шагнул и замер. Я вдруг понял две вещи. Во-первых, я знал, из-за кого она плакала. Она верила, что Рен останется тут с Дургой.

Когда я принял облик тетушки Саачи, Келси призналась о ее чувствах к, так называемому, героизму Рена. Но она не знала, что мой брат предпочитал общество дипломатов, а не воинов. Он бросался на амбразуру каждый раз только потому, что безумно любил мою невесту.

А еще я понял, что мой брат был связан с ней, он услышал ее плач задолго до того, как я заметил, что она ушла. Его чувствительность к Келси раздражала. Я всегда должен был состязаться с братом?

Я отогнал свои обиды на Рена и слушал, как плачет женщина, которую я любил.

«Как я могу оставить ее?».

Другая часть моего разума прошептала:

«А как я могу иначе?».

Вес мира, казалось, обрушился на мои плечи, и я не был Атласом, чтобы выдержать бремя. Я ломался.

«Могу ли я сделать это? Могу оставить ее?

Я признавал, что она все еще любила Рена. Ее чувства были заметны всем, кто видел их вместе, но я верил, что со временем она полюбила бы меня так же сильно, если не сильнее. Я помнил, как она была раздавлена, когда Рен умер, как была расстроена, когда он не помнил ее, и как она бросилась к нему первому, когда мы спасали ее от Локеша. Это оставило горечь у меня во рту.