— Ха, спасибо. Что скажешь про мой «лес»?

— Я буду на кухне, — Мэтт быстро исчезает, и я слышу, как он роется в моем холодильнике.

— Твоя золотая рыбка умерла, — обращается ко мне Аманда.

Я разрываю пачку и слизываю с фольги остатки приправ.

— Скажи то, чего я не знаю.

— У тебя есть что-нибудь еще, кроме соуса табаско и грейпфрута? — кричит Мэтт с кухни.

— Нет, принеси соус, я хочу пить.

— Да, принеси его, — говорит она с осуждением. — Ты можешь присоединиться к Холлин, со всем этим ее мусором.

Не желая быть ужасной хозяйкой, я протягиваю ей крендель, спрашивая:

— Хочешь доесть соль, которая осталась в самом низу?

— Ты действительно хочешь соус? — спрашивает Мэтт, протягивая его.

Я тянусь к нему, но Аманда быстро отбрасывает его. Бутылка катится по полу, присоединяясь к освежителю воздуха.

— Она не будет его пить. Бога ради, Холлин. Посмотри на себя.

В этом нет необходимости, я знаю, что увижу в зеркале. Учитывая, что я начала отвечать за свою рыбку. Я не хочу, чтобы моя и без того убитая самооценка опустилась ниже плинтуса.

— Все в порядке, — отмахиваюсь я.

Мне не нужно напоминать.

Я вижу сочувствие и сострадание в ее взгляде. Но я знаю, что она скажет дальше, и мне это не понравится. Наклонившись, она сжимает мое колено и качает головой.

— Нет, ты не в порядке.

— Не начинай, — я стряхиваю со своей рубашки крошки, которых столько, что можно накормить семью мышей, устроив им День благодарения. — Я не в настроении.

— Ты всегда не в настроении, — бросает она в ответ. Ее состояние меняется до раздражения.

— У меня не бывает плохих дней.

— Ты можешь убрать свой сарказм и сказать, что происходит?

Я видела, как Аманда расстраивалась из-за меня раньше, но не так как сейчас.

— Это немного неловко, — говорит Мэтт, качаясь на пятках. — Я думаю, что возьму соус табаско и посмотрю, что могу сделать на кухне.

Он подходит, чтобы взять его, когда Аманда хватается за него.

— Нет. Этот разговор включает и тебя тоже.

— Что это за разговор, при котором необходимо его присутствие? Это все то же самое, Аманда. Ты скажешь мне, что прошло уже полтора года с тех пор, как умер мой муж, что мне нужно прекратить депрессовать и продолжить свою жизнь. Что мне нужно вернуться в медицинскую школу и закончить учебу, чтобы я могла бросить работу официантки в итальянской закусочной у Чака. Я слышала это раньше, и меня это не интересует.

Каждые несколько недель Аманда старается разговаривать со мной о моей жизни и о том, что мне нужно учиться жить снова.

Три пачки чипсов Cheez Doodles и крендели — для разнообразия. Я живу неплохо, спасибо.

Аманда поправляет пальто, выглядя более беспокойно и сердито, чем когда-либо. И еще… я вижу ее слезы? Я наклоняюсь поближе, чтобы лучше разглядеть, когда она вынимает из кармана маленькую коробочку.

На мгновение я отодвигаюсь, думая, что оттуда выскочит безумный клоун. Я поднимаю голову, и вижу, как она стучит ногой и предлагает мне открыть ее.

— Что это? — говорю я, не понимая, что вообще происходит.

— Открой.

— Вы решили меня отравить, чтобы прекратить мои мучения?

Она закатывает глаза, пододвигая коробку ко мне.

— Открой.

Я с беспокойством хватаю коробочку, удивляясь качеству. Она хорошо сделана, и петли не скрипят, когда я открываю…

Какого черта?

Я смотрю на Аманду, которая улыбается. А затем смотрю на коробочку, в которой находится кольцо с бриллиантом. И которое выглядит очень дорого.

— Эм, ты делаешь мне предложение?

У меня странное состояние, но это кольцо вызывает у меня желание ответить «да».

— Нет, это мое кольцо.

— Что… — я смотрю на Мэтта, который сияет от гордости. А затем на Аманду, которая является самой легкомысленной из всех, кого я знаю. — Вы обручились?

Это неожиданная новость для меня.

Она кивает и хлопает в ладоши:

— Так и есть.

Пробегаясь взглядом по кольцу, я думаю о краже и бегстве в Мексику.

— Почему ты не носишь его? Разве не так обычно делают, когда обручены?

— Потому что мы не хотели, чтобы ты видела, — отвечает она со вздохом.

— Подожди.

Я встаю, одна из штанин на брюках поднялась до моего колена, рабочая рубашка Эрика собралась вокруг моей талии, а носки повисли на ногах.

— Хочешь сказать, что это произошло не сегодня?

Немного прищурившись, а затем, улыбнувшись, она медленно кивает:

— Уже четыре месяца.

— Четыре месяца? — кричу я. — Это произошло четыре месяца назад? Какого черта вы мне не сказали?