Шрифт:
– Ок, до встречи в ресторане. – И закрыл двери, не ответив, что значит до встречи.
– Сережа! – я выскочила вслед за ним, - что все это значит?
– Ничего. – И глаза такие честные, как у Ричарда, когда он с грязными лапами в дом забегает.
– Неужели нельзя меня оставить в покое? Не маленькая уже. Своя голова на плечах есть, и перепроверять добрались мы до ресторана или нет, не нужно.
– А об этом я не подумал, - сокрушенно покачал головой младший. И, как назло, зазвонил телефон, мой. – Оль, там тебе уже звонят, ответь…
– Ты!
– Могу подождать. – Подмигнул зараза, развернулся и начал подниматься ко мне, - и с ним поговорить заодно. Ну, чтобы знаешь, вы до ресторана добрались…, не заплутали в городе…
– Конечно! Иди уже! – я поспешила в комнату, а Сережа из гостиной напомнил, что заглянет в ресторан.
Нажала на прием входящего и срывающимся голосом произнесла:
– Привет! Ты уже в городе?
– Ольчик, я…
Наверное, из-за сердечного стука, шума в ушах и множества пустяковых мыслей, я не расслышала его слова. Быть может, не поверила ему и посчитала сказанное грубой шуткой и поэтому они из моей памяти стерлись. Или же то меня ошеломило то, что его голос невозможно счастливый, хотя не должен быть таким. Он не радуется мне так, как говорит сейчас, не использует эти интонации, да и повода ранее не было, а значит…
Я закрыла глаза и медленно выдохнула, слов его не расслышала, но осознание пришло сразу - вот и все, закончилась сказка о рыцаре.
– Прости, пожалуйста, повтори еще раз, что ты только что сказал.
– Я не приехал, Ольчик. Извини, не смог раньше сообщить, ту все так завертелось, закрутилось…! Я забыл. Не со зла, понимаешь? Я просто, просто был в растерянности и…
– Леш, я поняла, ты не приехал во Львов. – Медленно стерла скатившуюся по щеке слезу и, сжав руку в кулак, спросила, - что у тебя случилось?
– Ольчик, я женюсь! Наталка согласилась. Моя Натуся сказала – Да. Я так счастлив, не ожидал, честно! Думал она опять… - Что «опять» я не расслышала.
– А она дала свое согласие, я так... я в восторге от нее, готов орать во все горло как люблю ее. И тебя люблю…
Голос осип, но я все же спросила: - За что?
– Оля это все ты! Понимаешь, ты поддерживала меня, вдохновляла и направляла. Не дала оступиться… Я очень благодарен, Оль я тебе так обязан, слышишь?!
– Мугу… - тихий всхлип не позволил сказать ничего больше, я с ужасом прижала ладошку ко рту.
– Оля, ты не рада? Ответь.
Боже, какой… ужас! Как я могла поверить? Как?!
– Я рада, - слезы потекли по щекам проворными ручьями, подбородок задрожал, и я громко всхлипнула, сознаваясь на чистоту, почти, - я слез удержать не могу от счастья.
– Ольчик!
Тяжелый выдох и первая ложь во спасение: - Какой же ты умница! Просто молоток…
– Спасибо! Это нужно отметить! Приезжай к нам в Днепропетровск…
Он задерживается дома, он все бросит, все к чему шел, оставит ради нее, Наташи. Все ради нее. А дальше, как? А никак. Дальше он не пойдет, все решено уже…, порешено.
– Знаю, у нас сегодня намечалась встреча, и я нарушил обещание. – Кажется, даже руку к сердцу приложил, чтобы заверить, - Ольчик, даю слово, мы отметим и это. Обязательно отметим! Ты же в январе будешь здесь, у нас. Димка говорил, будешь. Так я тебя с поезда встречу. Мы ждем тебя – я, Наташа, все мы…
Удержала стон и солгала еще раз:
– Я не смогу приехать в январе надолго, только лишь к маме.
– Вот как?
А я еле подавила горький всхлип, как же все это мерзко. А впрочем, я не врала, я понимаю, теперь придется именно так и поступить. Я не смогу его видеть:
– Извини, у меня планы изменились. Ты же понимаешь?
– Понимаю. – Ответил тихо. Не верит. И кому? Мне? Смешно.
– Но я очень, очень рада за..., за вас! Это замечательно! Мои поздравления вам обоим. И… и привет ей передай.
– Оля, спасибо, милая! Я не думал…
Вот именно – не думал, и думать никогда не начнешь. А я слишком много думала, слишком.
Горло сдавил спазм, с болью произнесла: - Мне пора.
– Что? А, ты спешишь...? Ну, ладно. – Хлопнул в ладоши Леша.
– Все-все не отрываю. Приятного тебе вечера, и еще раз спасибо! Я в долгу. Честно в огромном долгу перед тобой!
– Да… - это было последним, что я смогла произнести.
Слез больше не было, всхлипов, судорожных вздохов, стенаний. Не помню, как оказалась на краю своей кровати, судорожно сжимая телефон, сколько просидела, глядя в одно точку. Опустошенность образовалась внутри, стерев мысли, образы, воспоминания и чувства. Возможно, именно так взирает на окружающий мир пластмассовая марионетка. Она неподвижна, безголоса, пуста.
Отстраненно фиксирую изменения, происходящие вокруг: вот Ричард запрыгнул на кровать, медленно подобрался ко мне, лег и, протяжно вздохнув, положил голову на мои колени, вот на улице проехала машина, а внизу в доме зазвонил телефон, через время на звонок ответили. Приглушенный голос долетал сюда, но я не разбирала слов. Все кажется нереальным, абсолютно все. И тихий скулеж ретривера, и глухие приближающиеся шаги на лестнице, их не существует.