Довершала картину белая простынка, сиротливо покрывающая его ниже груди. Видать, кто-то пожалел Анины нервы. Тогда уж надо было ее до подбородка натягивать. Разнесенный бронекаркас и выступающие под неправильными углами ключицы вполне могли претендовать на место в каком-нибудь фильме ужасов. Хорошо хоть конструкторы догадались сделать всю его "начинку" темно-серой, цвета свинца, а не красной, иначе тот точно походил бы на труп в анатомичке, наполовину освежеванный каким-то маньяком.

А особенно страшно было то, что Гриша ничуть не побледнел, не погрустнел, не выглядел несчастным и вообще смотрел на нее со своим всегдашним отменным равнодушием.

Аня, перед дверью давшая себе обет не начинать плакать в первую же минуту, поняла, что опасно близка к клятвопреступлению.

– Ты живой?
– глупо спросила она, подходя. Пакет с апельсинами, перехваченный по дороге, болтался как нечто чужеродное и явственно добавлял ситуации идиотизма. Аня имела прекрасную, как никогда, возможность видеть некоторые внутренние ценности Гриши невооруженным взглядом, и даже без образования в области робототехники понимала, что, наверное, витамин С не очень поможет.

– С юридической точки зрения я не являюсь живым существом, поскольку конвенция ООН 2045 года относит человекоподобных роботов к машинам. Полагаю, тебе этот факт известен.

– Занудничаешь. Значит, живой, - пробормотала Аня, присаживаясь на стул рядом с койкой. Надо было куда-то срочно девать дурацкие апельсины. Не то чтобы она до этого дня думала, будто Гриша - существо из мяса и костей, но как-то мысль о том, что он весьма высокотехнологичный экземпляр, уживалась в ее голове с мыслью, что тот любит кофе, хотя концепции друг другу явно противоречили. Всю бренность и тщету своих усилий - и апельсинов - Аня осознала только сейчас, глядя на какое-то пугающее количество проводов и трубок, присосавшихся к Грише со всех сторон.

– Я не занудный. Я просто не интерпретирую факты и использую точные значения вместо приблизительных. Юридически я машина и не могу быть живым.

– Честное слово, уточнение "юридически" в начале твоей фразы меня очень радует.

– Если же анализировать с функциональной стороны и рассматривать это как вопрос о здоровье, то, говоря нестрого, я живой. Но на данный момент недееспособный.

Аня тихонько фыркнула:

– Ага. И неправосубъектный.

– Неправосубъектный я всегда. Машины не являю..

– Слушай, ты, машина. Какая ты машина? Ладно, Гриш, ты стоишь как феррари - только вякни про амортизацию, я тебя прибью - но разбитую тачку можно заменить и купить новую...

– ...что, с учетом моих повреждений, сделать было бы существенно дешевле.

– Я в такие моменты тебя ненавижу. На, жуй апельсинку! Когда ты жуешь апельсинку, ты хотя бы не говоришь гадостей...

– Я вообще никогда не говорю гадостей - этого нет в моей программе. Мы, роботы, вообще очень вежливые ребята, хотя словари современной брани в нас подгружают, чтобы мы более точно понимали команды.

– Мне очень тяжко, Гриш, у меня плохо с чувством юмора. У тебя оно крайне своеобразное. И ты, когда шутишь, не улыбаешься. Можешь прибавлять в конце что-нибудь типа "внимание, ирония"?

– Внимание, это была ирония. Хотя знание мата действительно увеличивает процент правильной интерпретации команд, отданных в критической ситуации.

Сообразив, что апельсин Гриша с одной рукой сам не почистит, Аня со вздохом приступила к делу. Сняла ярко-оранжевую кожуру, разломила на дольки, перепачкавшись соком, и стала давать Грише по одной. Тот, видимо, считал совместную еду эдакой "трубкой мира", поэтому ел без возражений, хотя тоже не вполне аккуратно. Рука у него подрагивала. Аня периодически наводила порядок при помощи салфетки.

– М-да. Мне, наверное, надо извиниться за то, что я сказала тебе на крыльце. Я, безусловно, уважаю тебя и твою маму и никогда не хотела бы видеть в твоей жизни упомянутые кульбиты.

– У меня нет мамы и нет тех органов, которые ты упомянула, равно как и репродуктивной функции. Честно говоря, зацикленность людей на подобных вещах мне совершенно непонятна. Но я не обиделся. Хотя - если мне позволено выразить мнение - твои действия тогда были крайне рискованными, нерациональными и... и не вполне уместными.

– Твое мнение для меня очень ценно, но я имею противоположное. Ты сам говорил, тут или одно, или другое. Или единица, или ноль. Нельзя считать кого-то в одной ситуации личностью, а в другой - грудой хлама на крыльце, за которой можно вернуться после.

– Насколько я знаю, мозг человека - и особенно женский мозг - гораздо проще переносит существование нескольких взаимоисключающих гипотез одновременно. Так что ситуация, о которой ты говоришь, была бы вполне нормальной.