Они даже не разговаривали, а просто смотрели друг на друга или же Робб помогал матери зажигать свечи, тысячи маленьких восковых огоньков, во славу Семерым. И глядя на огнь, Старк вспоминал Дейнерис. Прекрасную и недосягаемую королеву Таргариен.

Вспоминал её маленькие пальчики, которыми она осторожно снимала с копья причитающийся ей венок, сжимала деревянные пяльцы с очередной изящной вышивкой и тонкую серебряную, под цвет её волос, иголку. Вспоминал, как она выводила на прогулку детей - старшую непоседливую Валейну, не отстававшего от сестры Эймона и маленькую спокойную и хрупкую Нейрис, которая словно воплотила в себе королеву, в честь которой её назвали.

Иногда, очень редко, Дейнерис сопровождал Рейгар, но с годами, прошедшими после рождения Нейрис, король делал это всё реже и реже, оставляя за собой право забирать детей в любое другое время. Робб видел, как меняется в лице Дейнерис, когда король негромко разговаривал с детьми, чаще всего с Эймоном, маленьким кронпринцем. О чём думала королева в эти моменты, Робб не знал, не его это было дело, однако, если бы она вдруг решила бы поделиться с ним переживаниями, Старк был бы только рад.

– О чём ты думаешь?
– неожиданно прервал мысли Робба голос матери. Он повернулся к ней. Кейтилин, в длинном одеянии септы, стояла рядом с алтарём Матери, держа в руке зажжённую свечу, пламя которой колыхалось, хотя в Септе было полнейшее безветрие.

«Это её дыхание, - понял Робб, глядя на то, как вздымается и опускается худая грудь Кейтилин под серой тканью.
– О чём она волнуется?»

– О чём ты думаешь?
– повторила Кейтилин. Оплавленный воск тёп по её руке, сжимающей свечу, но она, казалось, не замечала этого?
– Уж не о фиалковых ли глазах королевы?

У Робба перехватило дыхание.

– Откуда ты знаешь?
– он не узнал собственного голоса, до того охрип.

– Я септа, - грустно улыбнулась Кейтилин, - и часто меня, а не септона, зовут к себе на исповедь или молитву благородные дамы.

Старк почувствовал, как внутри него всё холодеет. Он понимал, кто звал к себе его мать. Робб перевёл взгляд на Кейтилин, которая, заметив смятение и ужас, плещущиеся в его глазах, устало кивнула.

– Она много говорила о синих, как небо глазах, что не дают ей покоя, - сухие тонкие губы септы тронула едва заметная усмешка.
– И то, что их обладателя поцеловал огонь. Не трудно было догадаться.

Прежде, чем Робб успел произнести хоть словно, Кейтилин быстро прошла к нему и зашептала:

– Послушай меня, Робб. Не делай этого, не ходи в логово дракона. Во имя Матери, прошу тебя!
– Её длинные пальцы до боли сжали запястье Старка.

– Мне пора, матушка, - голос Робба звучал отстранённо.
– До встречи.
– Он легко высвободил руку из цепкой хватки Кейтилин и, развернувшись, зашагал к выходу из Септы.

Робб не помнил, как вернулся в замок. Весь путь по улице Сестёр он проделал, как в тумане, не заботясь о том, что шпионы Паука могут заметить его и донести Мастеру над Шептунами. Сейчас ему было на это наплевать. В его голове, словно звон огромного колокола, отдавались слова матери - синие, как небо глаза, что не дают ей покоя. Значит, и она тоже.

– Сир Робб, - голос королевы лился, словно дивная музыка.
– О чём вы думаете?
– Дейнерис, склонив голову на бок, наблюдала за тем, как резвятся её старшие дети, рассеянно проводя кончиками пальцев по прохладной воде фонтана.

Они сидела на скамейке, изящно облокотившись о край каменной купальни для птиц. Лёгкое платье складками ниспадало на землю. На коленях королева держала начатую вышивку.

– Я думал о птицах, Ваша милость, - ответил Робб, не сводя с тонкого профиля Дейнерис пристального взгляда.
– Наверное, мы распугали их всех.
– Он подошёл чуть ближе, и его тень накрыла Дейнерис, заглушив мягкие отсветы солнца, которые ложились на бледное лицо королевы.

Таргариен, почувствовав прохладу, повернула голову. Фиалковые глаза встретились с синими, и в глубине и тех и других вспыхнул на мгновение яркий огонёк.

– Как небо, - тихо произнесла Дейнерис, опуская длинные светлые ресницы.

– Как фиалки, - одними губами проговорил Робб.
– Как фиалки.