Шрифт:
— Да что вы?! Это же мыло! — ответил Юра.
— Знаю, какое это мыло! Тол носите, партизанам помогаете! Марш в комендатуру! Там разберемся…
Допрашивал их фашистский офицер.
— Что вы делали в деревне?
— Хлеба просили. Мы проголодались…
— Где партизаны? Отвечайте!
— Не знаем мы про партизан ничего.
— Кто командир?
— Не знаем.
— Где взяли тол? Зачем он вам?
Фашист приказал избить детей шомполами. И снова: «Не знаем…»
Их били прикладами, били коваными сапогами. Ребята уже не могли говорить, лишь отрицательно качали головами: мол, ничего не знаем…
Острая боль сжала сердце Нади. Обессиленный, пластом упал на пол Юра.
— Где брали тол? Где партизаны?
Вопросы чередовались с ударами.
— Кто командир отряда? Где партизаны?
И снова удары.
И снова молчание.
— Вы комсомольцы?
Надя собрала последние силы и в полузабытьи прошептала непослушными губами:
— Я — пионерка…
Надя пришла в себя только к утру. Рядом она увидела Юру, лицо его было черным от побоев. Оказывается, их заперли в бане.
Пахло сырой сажей, и было холодно.
— Выдержишь? — спросила Надя шепотом.
— Надо выдержать, Лазурчик, — тоже шепотом ответил Юра. — Мы с тобой партизаны…
Семь дней продолжались допросы. Дети не сдавались.
Вызвали одного Юру. Он едва переставлял ноги. Над ним долго издевались, старались выпытать хоть что-нибудь незначительное, но так ничего и не добились. Немецкий гауптман ревел от бешенства:
— Убивать таких надо! Испепелить!..
Ослепительная вспышка выстрела… Упал, широко раскинув руки, Юра Семенов.
Измученная пытками, на грязном полу бани лежала в полузабытьи Надя. Ночью она заметила, что заключенные, которых днем втолкнули сюда, прорыли яму в земляном полу и выползают на улицу. Наде тоже удалось выбраться. Идти ей было тяжело, и тогда она вынуждена была ползти по снегу — с трудом, медленно. Казалось, вот-вот догонят полицаи, которые, конечно, уже обо всем узнали.
Тишину морозной ночи прорезали автоматные очереди и взрывы гранат.
Это были партизаны…
Это было спасение…
Вчетвером они — Евсеев, Слесаренко, Шамков и Надя Богданова — двигались цепочкой по лесу, стараясь не шуметь. Молчали.
Тихо в вечернем лесу. Только время от времени Евсеев спрашивал:
— Лазурчик, ты не устала?
— Нет, все в порядке, товарищ командир! — бодро отвечала девочка, поправляя тяжеловатый для нее автомат.
— Деревня близко. Слышите, собаки лают, — шепчет Шамков.
— Подготовиться! — дает команду Евсеев и тотчас добавляет: — Нужно «языка» взять. Дождемся ночи.
Под прикрытием ночной темноты Надя пробралась к околице деревни. В окне небольшой хатки маячил огонек. Надя осторожно постучалась.
— Кто там?
— Свои. Не бойтесь!
Послышались торопливые шаги. Со скрипом открылась дверь.
— Добрый вечер вам в хату.
— Вечер добрый, дитятко, — удивленно рассматривая вооруженную девочку, ответила хозяйка.
— Бабушка, говорят, у вас в деревне полицейских много. Подскажите, где они размещаются?
— Такая маленькая, девчонка совсем, а уже партизанка! Вот времечко! — никак не могла успокоиться хозяйка. — Полицаев ищете? Да их тут развелось… Вот и нынче один на побывку домой приехал. Неподалеку от нас, через один двор. Да тебе, детка, с ним не справиться! Он же здоров как бык. И оружие при нем.
Надя пробирается к указанной хате. Настойчиво стучит в окно. Никто не отвечает. Юная разведчица, стараясь придать своему голосу грозный тон, командует:
— Открывай!
— Сейчас, сейчас, — трусливо пролепетали за дверью.
Надя быстро вошла в сени. Главное — не мешкать!
— Где хозяин?
— Да он редко бывает дома. И сегодня в город его понесло. Может, позже приедет, — отвечает хозяйка.
По глазам хозяйки Надя догадывается, что за печкой кто-то есть. Достает гранату и командует решительно:
— Кто там прячется за печкой? Вылезай! Считаю до трех! Раз! Два!..
Высунулся толстый полицай. Мышиного цвета френч — внакидку. Дрожат коленки, глаза навыкате.
— Не оглядываться! Марш к лесу!
Много смелых операций провела в партизанах девочка Лазурчик. Теперь Надежда Александровна Богданова (Кравцова) живет в городе Витебске.
А. ПОЗНЯК
Человек из деревни Палёнка