Шаман, разведя костер в третий раз, приносил дары огню. Не глядя на меня, велел раздеться и лечь у очага. Взяв бубен, он долго кружил вокруг меня и очага, бросая время от времени в огонь коренья и душистую смолу.

Затем, подойдя к лестнице, произнес: «Вознесись о, Ванаспати, на вершину небес! Своей верхушкой ты подпираешь Небо, серединой наполняешь Атмосферу, а корнями укрепляешь Землю», — и стал подниматься по острым, как лезвие бритвы, перекладинам.

Поднявшись до середины, воскликнул: «О, Древо, позволь жертве идти к богам!»

Дойдя до верхней ступени, крикнул: «О, Древо, пусть эта жертва понравится богам!» — и с этими словами перерезал пантере глотку. Кровь полилась в чашу.

Затем он, раскинув руки, как крылья, и подняв голову, воскликнул: «Я достиг Неба, Боги, я стал бессмертным!» — и спрыгнул вниз с полной чашей крови.

Он был в трансе, его глаза закатились, он начал двигаться вокруг меня в быстром танце, читая молитвы и поливая меня жертвенной кровью. Я стал впадать в забытье, все смешалось в моей голове.

И вот среди хаоса и калейдоскопа быстро меняющихся видений, я увидел женщину потрясающей красоты. Она подошла, и я склонился перед Богиней в низком поклоне.

— Что ты ищешь здесь, среди безмолвия Вечности?

— Душу, о, повелительница.

— Ты хочешь вернуть ее? Зачем? Разве мало ты претерпел из-за нее?

— Я не знаю, зачем, но, наверное, так надо.

— Оглянись. Если после того, что ты увидишь и не отступишься, я верну тебе душу.

Я оглянулся и увидел всю свою жизнь! Я ощутил каждое ее мгновение! Я прочувствовал каждый ее миг:

Вкус молока кормилицы и первый глоток вина. Радость и изумление первого самостоятельного шага, и первый верховой выезд. Я узнал свое первое падение и боль. Обиду на брата, когда он сломал мою деревянную шпагу. Счастье, когда отец впервые взял меня на псовую охоту. Страх перед прыжком в бездну океана с высоты замковой террасы, когда прыгнул с нее на спор.

Я вспомнил запах спелых яблок и скошенной травы, соленый бриз океана и вкус свежеиспеченного хлеба, который мы с Раулем украдкой брали у кухарки.

Первый поцелуй, когда в рождественскую ночь мы с кузиной, четырнадцатилетние, сбежали от всех на террасу и целовались на ледяном ветру. Ветер сорвал с ее головы шляпку, и она странной сказочной птицей кружилась над пропастью, пока не исчезла в ночной темноте.

Я чувствовал гордость, когда окончил школу гардемаринов и был признан одним из лучших ее учеников. Я был горд тем, что мало кто мог состязаться со мной в бою на шпагах и стрельбе из пистолета.

Я видел прелестную девушку с золотыми волосами. Ее огромные синие глаза смотрели мне в самое сердце, и оно наполнялось любовью. Острое, животрепещущее желание прикоснуться к ней, прижать к груди и не отпускать захватило, закружило в невыносимом вихре боли от осознания ее смерти. И жгучие слезы полились из моих глаз. Я знал, что не могу плакать, что у меня нет слез, и все же чувствовал, как они катились, смывая остатки отрешенности и холодной бесчувственности. Острые грани разбитого сердца впились в грудь, мешая дышать.

Я увидел трапезный зал убранного к Рождеству замка. Неподвижных людей, сидящих за столом. И жуткая истина вновь неистребимой ненавистью отозвалась во мне: они все мертвы!

Голос матери, шепчущий мне: «Пей, сынок, и он отпустит тебя».

Где взять силы, чтобы вновь пережить все это?! Стерпеть нестерпимое?!

Я вновь почувствовал всю любовь и ненависть, горе потерь и радость побед! Все краски мира вернулись ко мне, кружась в бешеном круговороте. Непередаваемое счастье и невыносимая боль.

Но в тоже время я почувствовал себя целым. Живым. Как будто что-то, давно потерянное мною, нашлось, и я стал самим собою. Ухватившись за это осознание своей целостности, не мог позволить ему уйти этому чувству. Я был готов обойти заново всю землю, чтобы вновь любить и ненавидеть.

И в этот миг все ушло. Я упал на колени, задыхаясь. Отголоски уходящих чувств еще волновали меня, но и они растворялись в безграничности пустоты. Все стихло. Не слышно ни шороха, ни звука. Все краски исчезли в сияющей белизне.

Из глубины этой белизны ко мне шла Богиня, но на этот раз она не была сказочно прекрасной. Все в ее облике повергало в ужас.

Стройное тело укрыто шкурой черной пантеры, черные волосы широким плащом окутывали ее, пояс из человеческих рук, ожерелье из черепов, ярко-красный язык был виден изо рта.

Махадеви — четверорукая великая богиня Кали! Прародительница вампиров, первой вкусившая крови и плоть поверженных врагов.

— Ты готов, сын мой, вернуть ее?

— О да, Великая.