Шрифт:
– Хорошо. Но - с другой стороны. Тем более что он как раз от Эм-3 шёл.
– На холм? Нет. Мы проигрываем во времени.
– Я догадалась!
– радостно подпрыгнула Сплетница.
– Спецназ думает, что Предатель отправился к террористам!
– Вперёд, воины!
– воззвал Спецназ.
– Все за мной! Он не должен уйти!
– Мы растерзаем Таракана, разберём на кусочки!
– с воодушевлением возвестила Обжора.
– Большие - мне, а остальные...
Лежебока толкнула Обжору в бок.
– Но Предатель... Кхе! Предатель же наверняка сделал своё дело.
– Да, поесть, пожалуй, не получится, - погрустнела Обжора.
Турист отбежал в сторону, затем остановился и обернулся.
– Уходим! Предложение действительно в течение пяти минут! Кто согласен - ко мне! Проходим подготовку и, проинструктированные, - в путь!
– Далеко же, - простонала Лежебока.
– Зато места-то какие!
– радостно парировал Турист.
– И живёшь, как бездомный, но уже не бродяга. Дауншифтерами будем называться.
Спецназ гордо выпрямился.
– Ладно, туристы-беженцы, я один двину. Я, конечно, мог бы и приказать, и меры соответствующие... Но я, Бойцы Шустрые Ноги, пойду сейчас и в одиночку покараю врага. Мать!
Мать вздохнула, покачала головой, затем направилась к лесу. Спецназ окинул собак сердитым взглядом начальника, пребывающего в состоянии крайнего недовольства, порычал многообещающе, затем повернулся и побежал следом за Матерью.
Фашист проводил взглядом удаляющихся Мать и Спецназа и с презрением сказал:
– Вожак называется. Давно уж в город надо было переселиться.
– Да-да, - поддакнула Сплетница.
– И вот почему мы всё ещё здесь?
– А не повёл почему-то нас на город начальник, - продолжил Фашист, саркастически улыбаясь.
– Да взяли бы какой-нибудь городишко, пусть даже районный центр, и жили бы припеваючи.
О городе разговоры заходили уже не впервые. Действительно, город есть город. Жизнь в каком-нибудь миллионнике или даже стотысячнике многим почему-то представлялась если и не раем пятизвёздочного уровня, то уж, во всяком случае, не шла ни в какое сравнение с нынешним их существованием. И какая это жизнь, если ночевать приходится на свалке отжившей техники, прозванной Ржавой выставкой последних достижений, сокращённо - Эрвэпэдэ?
Ладно бы ещё, если бы поблизости находился какой-нибудь, хотя бы мало-мальски значимый, источник пропитания. Но его нет. Точнее, он имеется, и очень даже неплохой, по крайней мере, в недавнем прошлом, а именно - в период проживания на территории атомной станции, никто особенно не жаловался. Однако доступа к нему, а это столовая и имеющаяся при ней кухня, собак практически полностью лишили. Да, сначала выгнали с территории станции, где у каждого была крыша над головой, а потом и дыры и щели в заборе ликвидировали. Более того, охране станции поручили выявлять и закапывать все лазы, которые собаки путём неимоверных усилий, в кровь обдирая когти, рыли, устраивая подкопы под бетонные плиты забора.
И наступил апокалипсис. Это если мягко и по-научному. А если прямо и по правде - голодать стали бездомные собаки. До мора ещё не дошло, но голодная смерть уже многим не казалась чем-то фантастичным и несбыточным. Кое-кому даже снилась, заставляя вздрагивать, дёргаться и вскакивать по ночам, обливаясь холодным потом до костей пробирающего ужаса.
СОБАЧЬЯ КРОВЬ И РВАНАЯ ПЕРЧАТКА
Таракан лежал на вершине холма, около небольших кустиков и, приникнув к окулярам бинокля, осматривал территорию расположенной неподалёку атомной станции, а также окружающий её бетонный забор, когда к нему подкрался Предатель. Появившись из леса, подступающего к холму с южной стороны, он уселся в десятке метров от Таракана и принялся лаять, громко и злобно, так, как лают на чужих и опасных.
– Пошёл вон!
– обернулся к нему Таракан.
Однако Предатель продолжил лаять. Тогда Таракан, осмотревшись, сместился в сторону, подобрал сучковатую палку, потом развернулся и, приподнявшись, запустил ею в Предателя. Предатель, ловко увернувшись от летящего с посвистом снаряда, отбежал чуть подальше и принялся лаять громче, чем прежде.
– Вот же скотина!
– выругался Таракан.
Он выхватил огромный кинжал из находящихся на брючном ремне ножен и с ненавистью уставился на Предателя. Предатель попятился назад и укрылся за стоящей на опушке леса сосной. И продолжил лаять.
Но это если со стороны смотреть. А на самом деле Предатель теперь уже не стремился излишне ярко выражать злобу, ненависть и презрение к Таракану, не старался брызгать горячей слюной и сверкать искусственно выпученными глазами. Предатель в данную минуту, откровенно, в общем-то, издеваясь над Тараканом, громогласно читал любимый стих знакомого оператора метеостанции:
– Буря! Скоро грянет буря! Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем. То кричит пророк победы: "Пусть сильнее грянет буря!"