Мир восстанет в своей первозданной красоте после воскресения мертвых, когда произойдет окончательное разделение между добром и злом; тогда человек, обновленный благодатью Божией, снова воспримет свое богоданное достоинство. Поэтому мы говорим не о порочности создания Божия, – да не будет! – а об уродстве греха, о человеке и мире в их наличном, реальном состоянии. И здесь мы видим инерцию греха, притом не ослабевающую, а скорее, нарастающую на протяжении истории человечества. Мы видим все более обнаженный демонизм, любовь не к красоте, а к безобразию, к тому, что уродует образ и подобие Божие. Совершенная красота первозданного мира потеряна, благодать дает возможность возвратить ее, но окончательное восстановление человека и космоса [38] произойдет после Страшного Суда и огненного очищения мира.

Истинная красота – это Бог, истинная красота человека – образ Божий; теперь эта красота перешла в разряд «возможности», золото лежит под слоем грязи: человек отождествил себя со своим телом и смыслом жизни для него стало удовлетворение страстей и наслаждение призрачными благами этого вещественного мира. Повседневный опыт показывает, что подобная жизнь, по слову одного известного поэта,

Сколько нелепостей, грязи и явного демонизма в самом сексе и в способах его осуществления; в сексе, где нет деторождения, а только «искусство ради искусства»! То, что было дано человеку как дар деторождения, превратилось в пошлость и гнусность, в грязь и уродство, в какое-то диавольское надругательство над образом Божиим в человеке. Человек совершает то, чего не делает ни одно животное, поэтому сказать, что популяризирующийся у нас секс превращает людей в свиней, – значит оскорбить свиней. Если бы свинья могла говорить по-человечески, то она сказала бы в ответ: «Я слишком порядочна, чтобы делать такие вещи».

Существует вид безумия, когда человек пожирает свои нечистоты: он называется копрофагией; но нынешние руководства по сексологии предлагают делать то же! Поэтому мы хотим, чтобы истинную красоту не затемняла и не закрывала от наших глаз иллюзорная, пропитанная грехом, лживая и обольстительная красота этого мира; поэтому так важна память о смерти – этом «апофеозе» земной красоты.

Есть несколько ступеней в служении Богу. Первая – ступень раба. Когда мы говорим об уродстве греха, о тленности видимого мира, о власти смерти, то мы стоим именно на ней. И это спасительно для нас, поскольку размышления о смерти отрывают сердце от привязанности к миру. Это как бы начало. Вторая ступень – ступень наемника. Человек, борющийся с грехом, чувствует по временам, как благодать утешает его. Он опытно знает, что ту радость, которую дает благодать, ничто не может заменить, ничто не может с ней сравниться. И поэтому ищет Бога как источник вечной радости и нетленного света.

Третья ступень – ступень сына. У человека просыпается любовь к Богу, он ищет Самого Бога, а не Божиих даров, он ощущает Бога как Высшую Любовь, и единственная цель его – не лишиться этой Любви. Здесь Бог открывается ему как Личность. Он уже не думает, что приобретает. Он хочет богообщения ради богообщения. Он не хочет ничего, кроме Самого Христа; если бы мир был таким же прекрасным, как на заре своего создания, то он все равно желал бы быть в сердце только с Богом, с одним Богом, а не с Его творением.

Эта третья ступень доступна лишь очень немногим, прежде восхождения на нее необходимо пройти через предшествующие ей. Однако если человек останется и на ступени раба, но будет служить как преданный, верный раб, он достигнет спасения. Первая ступень – отрицание того, что стоит между душой и Богом. Вторая – приобретение того, что соединяет душу с Богом. А третья – само соединение души с Божеством, когда человеку не нужно ничего, кроме единого Бога.

Но кто захочет сразу взойти на третью ступень, – не укротив страстей, не познав тленности мира, не стяжав благодати, – тот просто-напросто окажется обольщенным своими собственными мечтаниями и фантазиями, источник которых – духовная гордость, дерзость и самомнение. Поэтому в духовной жизни необходима постепенность, подобная постепенному росту растения. В аскетике каждый прыжок вверх оказывается срывом вниз.

Почему нам нужно думать о смерти, гниении, грязи и пороках? Неужели нельзя сразу обратить свою душу к Богу и видеть мир в другом свете: ведь святые смотрели на людей, даже грешных, как на Ангелов, а о некоторых подвижниках говорится, что они забыли, что вообще существует зло? Почему же мы должны копаться в мусорной яме? Потому что любовь к Богу – дар Божественной благодати, и, чтобы воспринять благодать, надо дать ей место в своем сердце, а все наше сердце занято земным, словно вражеским войском, завоевавшим страну и установившим в ней свой диктат.

Весь трагизм заключается в том, что мы безумно привязаны к этой жизни, отдали ей свою душу, наполнили образами ее свою память. А самая большая ложь – непрестанное искание счастья не внутри, но вне себя, в обладании предметами этого мира, в ситуациях и обстоятельствах жизни. Мы влюблены в то, что принадлежит смерти, и потому вводим смерть в свою душу, – вот почему нам необходимо увидеть изнанку того, чему мы так страстно преданы: чтобы, хотя бы с болью, но оторвать свое сердце от мира и обратить его к Богу. Конечно, здесь есть своя опасность: отождествить мир со злом, забыть о тех отблесках Божественного света, которые можно усмотреть и в мире, и в душе человека; но обычно даже красоту мира мы воспринимаем поверхностно, материально, похотливо и потому – извращенно. Чтобы увидеть и понять красоту мира, нужно иметь открытыми душевные очи, ибо истинная красота, как бы приоткрывающая тайну будущего преображения, недоступна для очей телесных.