Сын Бриндура направил к ним свою лошадь, и на мгновение Порто испугался, что ему придется сразиться с отпрыском тана, но, очевидно, Флоки заметил высокий рост и широкие плечи Порто.

– Ты быстро изменишь ко мне отношение, когда Белые лисы насядут на тебя, южная тряпка.

Бородатый юноша вонзил каблуки в ребра лошади.

– Тогда ты начнешь умолять меня, забыв о своем сладком мальчике, – обгоняя их, прокричал он через плечо. – Будешь просить: «Флоки, спаси меня от вит рефар!»

– Пусть лучше я потеряю голос, чем дойду до такого позора.

Порто часто произносил эту старую пердруинскую поговорку, но лишь теперь осознал ее смысл.

– Он прав, – сказал Эндри. – Какой из меня солдат?

– Я сражался рядом с сиром Камарисом, когда он вел армию Джошуа Однорукого на Наббан. Знал бы ты, как мне было страшно! Я и сейчас боюсь. В этом нет ничего позорного.

– Порто, позор меня не страшит. Я просто хочу вернуться домой.

Люди Изгримнура добрались до прохода Скогги и, объединившись с армией, которую Вигри привел из Элвритсхолла, стали лагерем на склонах вокруг разрушенного замка. Несмотря на холод и бесконечное кружение белых снежинок, долгожданная встреча друзей и родственников, бывших в разлуке долгие месяцы, создала среди солдат веселую атмосферу праздника.

Хотя ополчение ярла в два с лишним раза увеличило армию Изгримнура, герцог по-прежнему не чувствовал облегчения. Снова и снова его взгляд скользил по разрушенным стенам на вершине перевала, и он понимал, что оттуда за герцогом следило множество глаз. Он знал Белых лис лучше, чем любой из подчиненных Изгримнура. Даже небольшой отряд норнов мог создать хаос в рядах противостоящей армии, а убить их было так же трудно, как рой рассерженных пчел.

Изгримнур посмотрел на большой бивачный костер Вигри, где невысокий коренастый ярл сидел в окружении пьяных смеющихся танов. Вигри увидел герцога и помахал ему рукой, приглашая присоединиться к ним. Изгримнур ответил жестом, подразумевавшим «скоро буду». Он еще не был готов предаваться безделью.

«Пока след свеж, лучше продолжать охоту, как всегда говорил мой отец». Он взглянул на женщину-ситху, сидевшую напротив него. Она вырезала походную трость из длинной ветви ясеня и казалась такой же невосприимчивой к падавшему снегу, как каменная статуя.

– Сейчас конец ювена, – проворчал он. – Почему же продолжается этот лютый холод? Я думал, после гибели Короля Бурь в нашем мире восстановится прежний порядок.

Аямину пожала плечами.

– Песни Инелуки вызвали множество великих потрясений. Они не скоро угаснут – даже после того, как его влияние закончилось. Кроме того, здесь всегда холодно.

Изгримнур поднес руки ближе к костру.

– Мы загнали в эти руины большой отряд норнов, который нападал на Эркинланд, – понизив голос, сказал герцог. – Аямину, если вы отправите сообщение своим людям, они придут сюда? Они помогут нам покончить с врагами раз и навсегда?

Она ответила ему прямым взглядом, который он не мог интерпретировать. Ситхов всегда было трудно понять – их эмоции и даже возраст оставались загадкой для смертных. Изгримнур знал, что соплеменники относились к Аямину с большим уважением. Возможно, она родилась многие века назад, но, сравнивая ее с молодыми ситхскими женщинами – например, с Адиту, сестрой Джирики, – герцог не мог найти явных различий. Разве что ее кожа казалась более тонкой, а движения – менее уверенными. Иногда она выглядела хрупкой и немного беспомощной, как женщина, недавно восстановившаяся от долгой болезни. Однако ее золотистые глаза, такие же ясные, как у его жены Гутрун, всегда свирепо поблескивали, словно у ястреба во время охоты.

– Нет, – наконец ответила ситха. – Как я уже говорила, герцог Изгримнур, мой народ не придет вам на помощь. Недавно зида’я были союзниками судхода’я – смертных людей, – но это не означает того, что мы и дальше будем поступать подобным образом. Мои соплеменники не будут помогать вам в уничтожении наших сородичей.

– Тогда почему вы здесь? Почему проехали весь этот путь? Только для того, чтобы наблюдать за моей армией?

Ситха повернула длинный посох и осмотрела его в свете костра, затем снова приложила к ветви острый кинжал.

– Вы так говорите, будто наблюдение за смертными и понимание их обычаев не имеют своей ценности.

Изгримнур покачал головой. Разговоры с ситхами часто напоминали ему споры с пьяницами или детьми – не потому, что они говорили глупости, а из-за того, что беседа всегда вращалась кругами, пока он не забывал, откуда она началась. Возможно, женщина-ситха говорила правду, и ей действительно хотелось изучать поведение смертных. Герцог не верил ее словам. «Неужели Саймон и Мириамель не понимают, как нам будет трудно и тревожно жить с такими странными существами, как фейри? Я думаю, мы скорее могли бы сдружиться с птицами небесными. Ситхи слишком отличаются от нас. Они вряд ли снизойдут до честных объяснений».

– Прошу, не путайте меня фразами с раздвоенным смыслом, госпожа Аямину, – сказал он учтивым тоном. – Конечно, обучение имеет ценность, но таково и сражение ради собственной обороны.

– Хикеда’я возвращаются к себе домой.

Голос женщины был мягким, как будто она лишь предлагала другой вариант объяснения. Герцог с трудом сдерживал гнев.

– Да, после грабежей и убийств по всему северу. И в Эркинланде тоже! После попытки уничтожить королевства смертных и усадить на верховный трон мертвого владыку.