В обоих случаях к заговору причастны франкофилы и англофилы и стоящие за ними тайные организации, стремящиеся направить Россию по выгодному им пути. В обоих случаях – и в судьбе Павла I, и в судьбе Николая II – есть серьезные признаки того, что убийства носили характер жестокой ритуальной казни. Непосредственные убийцы остались невыясненными, они намеренно затерялись среди знатных заговорщиков.

Вряд ли мы когда-нибудь достоверно узнаем, что произошло в спальне императора, куда нагрянула дюжина вооруженных изменников. Одни мемуаристы пишут, что Павел вступил в длинные переговоры по поводу их требований; другие – что он отчаянно сопротивлялся, и даже видят в его руке шпагу; третьи смакуют, якобы достоверный эпизод, когда император попытался спрятаться за занавеской. Ясно одно: если бы заговорщики хотели просто убить Павла, для этого достаточно было бы пистолетного выстрела. А если бы они хотели его арестовать, то не стали бы избивать и душить. Также исключена вспышка слепой ярости: участники заговора не юноши с нестойкой психикой. Легенда о тяжелой золотой табакерке, которой кто-то из заговорщиков (называются разные имена), якобы, ударил императора в висок, может быть отнесена к разряду исторических анекдотов.

Об убийстве императора Павла I можно сказать определенно лишь то, что он был перед смертью зверски избит – так, что лейб-медикам размозженные кости лица невозможно было загримировать, и тело покойного (якобы, скончавшегося от апоплексического удара) было выставлено для прощания таким образом, чтобы лица почти не было видно за глубоко надвинутой шляпой. В воспоминаниях медиков, осматривавших тело, сохранились упоминания о следе удушения – широкой полосе вокруг шеи (мемуаристы единодушно говорят о шарфе как орудии убийства, но чей это был шарф, так и осталось неясным), травмы ног свидетельствовали, что императора били, чтобы поставить на колени и задушить. Также все тело было в подтеках, возникших уже после смерти, когда убийцы издевались над трупом.

Убийство Павла Первого

Убийство Павла I было обусловлено не только стремлением освободить верхи дворянства от тягот службы, но и повязать причастностью к заговору и отцеубийству будущего молодого императора Александра I. Наследник, безусловно, не был столь прямодушен, как Павел, но он не мог желать смерти отцу, даже нелюбимому им. Можно с уверенностью сказать, что он не был посвящен в детали заговора и уж совершенно точно не предполагал убийства императора.

Александр Павлович мог противиться заговору еще в меньшей степени, чем сам император. Его «якобинское» воспитание не шло до черты отцеубийства, но вполне обеспечило оппозицию Александра многому из того, что делал Павел. Тем не менее, быстрая отмена многих внешних проявлений порядков, учрежденных Павлом, не означала, что Россия получила от Александра возможность жить «как при бабушке». Его «теоретический» либерализм не был реализован в революционных изменениях, которые могли бы разрушить государство. Александр I прекрасно осознавал опасность «европейничанья». Либерализм был его частной жизнью, а державные интересы – долгом. Главари заговора очень быстро были устранены не только от каких-то надежд на власть, но от всех связанных с государством дел. Преемственность русской власти оказалась весомей легенды о золотой табакерке.

Император Александр II Царь-Освободитель, Царь-Реформатор через четверть века своего славного царствия был убит бомбой террориста.

Жизнь и судьба Государя Императора Александра II – яркое и поучительное свидетельство могучего творческого начала Верховной власти, с одной стороны. А с другой – поразительного легкомыслия, беспомощности перед, казалось бы, ничтожными персонажами, шаставшими по России в бесплодных поисках народной любви. Гордая и милостивая натура Царя не ведала тревожного интереса к этим зародышам гражданской войны, не беспокоилась невидимым до времени вирусом разложения. «Что они хотят от меня?» – недоумевал Государь среди домашних.

Воспитанный чувственным и романтичным поэтом Жуковским, старавшимся оградить Наследника от суровой повседневности николаевской эпохи, Александр II стал натурой многосложной, совмещающей в себе и решительность реформатора, и стойкость консерватора, и мягкость либерала. Жесткий консерватизм, воспитанный на государственной службе, к которой он был приобщен с самых молодых лет, совмещался с замыслами больших и давно назревших перемен, очевидность которых следовала из поражения России в Крымской войне и из расстроенных государственных финансов. Проведенные реформы – прежде всего, освобождение крестьян от крепостного права, судебная и земская реформы, нововведение в сфере образования, военного строительства, финансов – приближали Россию к европейским «стандартам». Но по тем же «стандартам» возбуждали в ней противогосударственные элементы, которым не терпелось превратить реформы в революцию, в полное разрушение России, ненавидимой ими, прежде всего лично – мощь Империи не предвещала успеха стране этим жалким бездарям.

Оценка реформ и следовавших за ними изменений существенно искажена идеологизацией, захватившей наш народ на многие десятилетия. Обличение «крепостничества» – одно из направлений беспрестанной агитационной работы, которая привела к тому, что оценка крепостного права кажется самоочевидной и уже не требующей никакого осмысления. Значительную роль в изобличении пороков крепостничества сыграла русская литература, которая подбиралась коммунистическими идеологами вполне определенным образом, чтобы продемонстрировать: большевицкий погром был вполне оправдан и подготовлен возмущением народа. Мол, «низы не могли жить по-старому».

Реальность различных форм зависимости человека от человека, приводящая к несвободе, носит совершенно иной характер, отличаясь от привычной нам точки зрения. Например, античный период истории всегда связывают с рабством и полагают, что его крах обусловлен именно этим: невозможностью сохранения подобных отношений. Между тем, рабство определяло статус несамостоятельных людей, которые не способны распоряжаться своей жизнью и ответственно относиться к своим обязанностям в отношениях с другими людьми. Это вовсе не означало, что раб был «вещью» и с ним можно было творить все, что угодно. Напротив, рабу никто не отказывал в человеческом достоинстве. Например, в одном из диалогов Платона описывается ситуация, когда за убийство раба полноправный грек был связан хозяином этого раба, и брошен в канаву до прихода представителей власти, которые должны были расследовать преступлении. Там убийца и скончался.