«Сейчас я подымусь, – стремительно продумывал он последовательность своих действий, – пройду в конец зала, будто бы затем, чтобы прибавить огня в лампе возле последней скамьи… Нет, не то. Соловьев окажется справа от меня, и я не смогу незаметно выхватить маузер… Тогда я подойду к кому-нибудь из предпоследнего ряда и спрошу: «Это вы Тимофеев? Это вам нездоровится?» Здесь возникнет небольшой переполох: «Это какой же Тимофеев? Откуда?» Тогда я выну маузер и ударю по троице на последней скамейке. Я надеюсь, что пистолет не даст осечки, как наган у Котовского».

Приняв решение, Голиков почти успокоился. В плане, который он придумал, Голикова устраивали простота и абсолютная надежность. Для ликвидации «форпостовских делегатов» Аркадий Петрович не нуждался в помощниках, а потому здесь могло быть наименьшее количество случайностей. План был хорош еще и тем, что ему, Голикову, предстояло в одиночку, лицом к лицу, покончить с «императором тайги». И он на миг представил, как вернется сначала в Ужур, а затем и в Москву: когда будет покончено с Соловьевым, ему тут просто нечего будет делать. Потеряв предводителя, «горно-партизанский отряд» рассыплется.

«А если председатель из Черного озера ошибся?.. Или, предположим, форпостовский председатель заболел и послал вместо себя другого делегата, случайно похожего на Соловьева? – У Голикова замерло сердце. – Или даже так: а если и записку прислал человек Соловьева?.. Что, если в этом и состоял замысел «императора»: задержать по дорого форпостовскую делегацию, навлечь на нее подозрение, тем более что Голиков еще мало кого знает в лицо, и создать инцидент?»

Голиков похолодел при мысли, что он чуть не подыграл Соловьеву. И Аркадий Петрович снова представил, как бы он выглядел сначала в Ужуре, а потом в Москве, если бы это случилось. И представил глаза Касьянова: «Я же тебя предупреждал: эта работа не для детей. Здесь свихивались и солидные люди».

«Ладно, ничего страшного пока не произошло. Если написавший записку обознался – это одно. А если те трое все же бандиты, то я теряю время. Нужно их задержать и опознать. Ждать перерыва некогда. Если на скамейке Соловьев, то гранаты могут полететь в любую минуту. Значит, нужно подготовить группу под видом еще одной опоздавшей делегации. Будем учиться у Соловьева на ходу. Но это потребует минимум четверти часа. А чтобы бандиты обождали швырять гранаты, приметив суету, их надо заинтриговать. Чем?! Я предложу обсудить письмо к Соловьеву и его людям».

Трое в башлыках продолжали неподвижно сидеть возле стены. Похоже, они старались не обращать на себя внимания.

«А где же настоящие форпостовские делегаты? – подумал Голиков. – Убиты?! Нет. Нужно думать, уведены в лес заложниками – на случай, если Соловьев и эти двое попадут к нам в плен. «Император» – человек предусмотрительный».

И еще мелькнуло: «Как же Соловьев про себя смеялся над нами, когда сюда, на съезд, его сопровождала наша охрана!»

Но эти мысли мешали Голикову, и он их оборвал. Пора было действовать. Первое – надо посвятить в план Каташкина. Человек он решительный, но смелость в нем сочетается с нервозностью. На такой должности хорошо бы иметь человека с более уравновешенным характером. Но где его возьмешь? А у Каташкина имелись свои преимущества: он родился в этих местах, сотни людей знал в лицо. Странно, что он не заметил подмены. Правда, в полумраке и башлыках можно не узнать и родного дядю.

Когда Голиков повернулся к председателю исполкома, тот сердито слушал хитренького мужика, который говорил: раз хлеб и другие продукты из-за бандитов возить опасно, то, пока не будет пойман Соловьев, со сдачей налога следует повременить.

– Мы тебя, Каблуков, – выкрикнул Каташкин, – пошлем завтра в Поволжье. И ты объяснишь там людям, у которых дети умирают с голоду, почему ты приехал к ним с пустыми руками…

Голиков наклонился к Каташкину:

– Прочтите записку. У меня есть мысли.

Каташкин рассеянно кивнул и, не спуская Глаз с выступающего, зажал в пальцах бумажку, но читать ее не стал, потому что мужик опять начал говорить: раз помирают детишки, хлеб надо поберечь, а потом…

Каташкин собирался было опять ему возразить, но взгляд его упал на развернутую записку.

– Товарищи!.. – громко и взволнованно произнес Каташкин.

Голиков обмер от сверкнувшей догадки, что председатель исполкома сейчас сделает. Он хотел Каташкина остановить…

– Товарищи, среди нас находится Соловьев!

Даже у Голикова от этих слов мурашки пробежали по спине. Но озноб в позвоночнике не уменьшил досады на глупость исполкомовского председателя.

– Гражданин Соловьев, – голос Каташкина зазвенел под сводами церкви, – я предлагаю вам…

Что собирался предложить Каташкин, осталось неизвестным.

…Восстанавливая последовательность событий, Аркадий Петрович помнил, что обратил внимание: трое в башлыках не вскочили с мест, будто слова Каташкина относились не к ним. И это смутило Голикова: «Ошибка?!» И он возблагодарил судьбу, что отказался от своего первоначального плана, когда могли пострадать невинные люди.