5-6 место на конкурсе "Презумпция виновности-2018" (Пв-16)
Откуда-то из глубины пространства зазвучала музыка, сначала тихо, потом все громче и громче. Луч световой пушки выхватил из бархатной темноты две стройные серебристые фигуры. Ладонь мужчины скользнула по щеке девушки, он порывисто отвернулся, сделал шаг, другой, почти незаметно отделился от земли - и полетел, повиснув на ремнях вниз головой. Вернулся за ней, она тоже оторвалась от манежа и взмыла вверх, цепляясь только за его руку. Миг - и уже она повисла вниз головой, а он держит ее за пятку... Связь между ними настолько хрупкая, что это вызывает ужас и одновременно восторг.
Он поднялся, застыв между ремнями на вытянутых руках, затем мягко приземлился и остался на манеже. Прошло немного времени, - и серебристая птичка взлетела под самый купол, "наматывая" на себя ремень. Потом ринулась вниз, стремительно "разматываясь". Вот-вот она, освободившись от пут, свободно закачается на ремнях... Но движение прервал резкий рывок, - и девушка с десятиметровой высоты полетела вниз.
Мужчина бросился вперед, понимая, что не успеет принять на себя удар, смягчить падение, и за доли секунды его мир сжался до размеров круга света, в котором лежало ее безжизненное тело...
***
Гордею в нос ударил запах конюшни. Он любил этот запах, напоминавший о детстве и каникулах в деревне. Неповторимая цирковая атмосфера ему однозначно нравилась. В последнее время он ходил в цирк, как на работу. Хотя почему - как? Это сейчас и есть его работа. Гордей давно вынашивал идею написать серию очерков о цирке - а со временем, возможно, и целую книгу. Как говорится, плох тот журналист, который не хочет стать писателем... Главному редактору их газеты затея понравилась - при условии, дескать, что это будут не бравурные отчеты, а рассказы о тайнах закулисья, непростых судьбах и взаимоотношениях артистов, словом, то, о чем рядовой зритель и не подозревает, что-то острое и читабельное. "Обижаете, Евгений Васильич, - хмыкнул Гордей, - когда это я бравурные отчеты писал? Будут вам тайны закулисья!"
Цирковое закулисье, впрочем, делиться тайнами не спешило. Оно и понятно: прежде чем к постороннему человеку, еще и журналисту, перестанут относиться с подозрением, а тем паче - пустят в свой круг, должно пройти время. Однако Гордей был терпелив и упорен. Для начала он заручился разрешением директора цирка, к слову, знаменитого дрессировщика хищников Аркадия Ланского, - какому руководству понравится, что на вверенной ему территории без спросу трутся непонятные личности? А вскоре обзавелся и другими знакомствами. Постепенно местная публика стала принимать появляющегося в цирке каждый день журналиста за своего.
– Привет прессе!
– раздался за спиной у Гордея знакомый голос. К нему с улыбкой подходил стройный брюнет с тонкими чертами лица и очень темными глазами. Дамир, воздушный гимнаст, недавно вернулся из Канады, где работал по контракту в знаменитом Цирке дю Солей.
– Пойдем, покурим!
– А я думал, вы, гимнасты, не курите. Вам же надо беречь эту, как ее... спортивную форму, нет?
– Открою тебе секрет, - Дамир хлопнул Гордея по плечу, - мы еще и пьем. Иногда, бывает, как накатим!
– он щелкнул зажигалкой.
– О, Zippo!
– восхитился Гордей.
– Да вы, батенька, эстет.
В углу курилки дымил, подпирая стенку, электрик Алексей, замызганный синий комбинезон висел на нем, как на вешалке. Рядом громко спорила о чем-то троица в причудливых костюмах и с ярким гримом на лицах. С одним из этой компании - клоуном Патиссоном - Гордей уже был знаком. Накладной нос картошкой, взлохмаченные патлы, торчащие в разные стороны из-под маленькой смятой шляпы, и огромный бутафорский живот весьма органично сочетались с его сценическим образом. У коверного, наверное, имелось обычное человеческое имя, но в цирке все звали его исключительно Патиссоном.
– Читали новости?
– спросил Патиссон.
– В Цирке дю Солей воздушный гимнаст разбился. Сорвался, когда трюк исполнял.
– Он выпустил облачко дыма и проводил его глазами.
– У нас тоже два года назад был случай. Клим и Эля, замечательные ребята, серебро фестиваля в Фигерасе взяли, к Монте-Карло готовились. На репетиции Эля отрабатывала обрыв, это, объясняю тем, кто не в курсе, когда гимнаста поднимает лебедка, а он ремнями обматывается, обматывается, а потом с самого верха - раз! Раскручивается и на ремнях зависает над манежем. Эля размоталась - и...
– Насмерть?
– почему-то шепотом спросил Гордей.
– Слава Богу, жива осталась, но поломалась, конечно, сильно. Потом оказалось, что вроде как лебедку заклинило, от рывка Эля и сорвалась. Типа несчастный случай, а уж как оно на самом деле было... Слухи разные ходили. Оборудование-то проверяют все время, и техники, и сами артисты, от этого жизни ж зависят!
– разошелся, обретя в лице Гордея благодарного слушателя, Патиссон.
– А тут "заклинило"! С чего бы вдруг? Директора нашего, инспектора манежа и инженера, главного по безопасности, долго тягали. Следователи рыли-рыли... Только, сдается мне, не дорыли. Ясен пень, и Климу несладко пришлось. Да вот Дамир тебе лучше расскажет, он дружил с Климом.