Шрифт:
Миновав богатые усадьбы Неревского конца, выехали на Великий мост, с самого утра забитый народом. Вслед ему неслось:
– Борецкий Митька, сынок Марфин! Ишь, красуется!
– Недолго ему красоваться! Скоро Москва всем боярам укорот сделает!
– Чему радуешься, ослоп! [2] Москва нам всем укорот сделает.
Жеребец Дмитрия вдруг всхрапнул, пошел боком и толкнул краснощекую торговку свежей рыбой. Торговка шлепнулась наземь. Из рогожного куля со льдом поползли, разевая рты, еще живые лещи, судаки и сиги.
2
Название русской палицы (дубины). То же, что остолоп.
– Поберегись, назем, говно везем! – крикнул Прокша. – Что раззявилась, глазопялка! Людей не видела?
Да не на ту нарвался. Баба оказалась языкатая и боярского слуги ничуть не испугалась. Проворно вскочила, оправила подол и, уперев руки в боки, разразилась заковыристой бранью:
– Белебеня, буслай, чужеяд! Чтоб тебя громом убило, черт веревочный! Чтоб у тебя уд на лбу вырос!
Слегка ошарашенный таким отпором, Прокша в долгу не остался:
– Трупёрда! Ишь, как тебя разнесло. Поперек себя шире!
– Мухоблуд! Вымесок!
– Затетеха! Захухря!
– Бзыря! Негораздок!
– Колотовка! Куёлда!
– Выпороток! Божедурье!
– Ездова печная!
– Мордофиля!
Кругом хохотал народ, подбадривая искусных ругателей.
Наконец Дмитрию надоел этот бранный поединок, и он двинулся дальше, бросив торговке серебряную монету.
– Храни тебя Господь, боярин! – крикнула та ему вслед. – А только слуга у тебя все одно дурень!
– Лихие у нас бабы в Новгороде, – довольно ухмыльнулся Прокша. – Никому спуску не дадут.
Справа открылся причал, запруженный судами и суденышками разного вида и предназначения. Были тут и курносые рыбацкие соймы, и узкие, как щуки, ушкуи, и пузатые грузовые барки, и изящные лодьи, и вместительные насады. Тут же прямо с плотов торговали сеном и дровами. По сходням шустро бегали грузчики с товарами для Немецкого двора. Знакомый ганзейский купец, следивший за разгрузкой, приветственно помахал Дмитрию шляпой:
– Херр посадник! Мой почтений!
– Это кого он хером назвал! – вскинулся Прокша.
– Уймись ты! – осадил ретивого слугу Дмитрий. – Херр – это «господин» по-ихнему.
Всадники спустились к самой воде и пошли галопом, с хрустом давя копытами коней россыпи ракушек, усеявших берег обмелевшего Волхова. И вот уже вдалеке замаячил окруженный высоким тыном холм Городища. Здесь исстари жили новгородские князья, а теперь поселились московские наместники.
Миновав ограду, Дмитрий спешился и под настороженными взглядами московских стражников пошел по дощатому настилу к высокому терему. Навстречу уже шел, растопыря руки, будто собираясь поймать гостя, низенький толстяк в зеленом кафтане и красных сапогах на высоченных каблуках. Ишь, каблуками росту добирает, насмешливо подумал Дмитрий.
В просторной горнице уже ждал накрытый стол.
– Что давно не заглядывал, посадник? – наливая вина, укоризненно молвил Захарьин.
– Да все недосуг. Дела, – пожал плечами Дмитрий.
– Слыхал я про ваши дела, – многозначительно мигнул наместник. – И про то ведаю, что князя себе из Литвы хотите звать.
– Князь Михайло Олелькович веры православной и вашему государю сродственник, – сухо ответил Борецкий.
– Не вашему, а нашему, – ласково поправил наместник. – Новгород суть государева вотчина с дединых времен.
– То пря старая, – нетерпеливо прервал его Дмитрий. – Сказывай, зачем звал?
– Экой ты торопыжный, – огорченно покачал головой Захарьин. – А ведь у меня для тебя, боярин Дмитрий, добрые вести.
Выдержав многозначительную паузу, наместник извлек из ларца пергаментный свиток с вислой печатью. Приосанясь, торжественно объявил:
– Иоанн, Божиею милостью великий государь Володимерский, Московский, Новгородский, Псковский, Тверской, Вятский и иных, жалует тебя, Дмитрий Исаков, сын Борецкий, чином боярина Московского!
Чего угодно ожидал Дмитрий, но только не этого. Первая мысль была: подкупают! В открытую! «Не взять? Отказаться?» – лихорадочно соображал он. Нельзя, кровная обида!
С поклоном принял грамоту.
– А еще жалует тебя государь шубой со своего плеча, – медоточиво пропел наместник, извлекая из сундука лисью шубу. – Что, не ждал такого подарка? – закрякал утиным смехом Захарьин. И тут же посерьезнел: – Вот что я тебе скажу, Дмитрий Исакич. Государь наш – муж великого разума! И дела у него великие. Он державу строит! Вот вы, новгородцы, токмо про торговлишку думаете, свою корысть взыскуете, а наш с тобой государь за всю землю Русскую радеет. В единство ее приводит, в один кулак собирает.