Кем выткан узор с чернотой?

На сколько отпущенных лет?

Встаю с этой мыслью немой

И ночью я с нею ложусь.

Луна за окном. Стисну стон.

Беззвучно на звёзды молюсь.

Оставаясь одна, часто пересматривала наши семейные альбомы, где мы были беспредельно счастливы или просто счастливы, или просто были… Все вместе. Втроём. Пропасть разделяла НАШЕ, где мы вместе, и определяла уже только МОЁ одиночество. Не знаю, какое имя дать тому времени, когда оказалась в ледяном кубе из немоты, хотя народа вокруг было более, чем достаточно. Сама себя замуровала в него. И не впускала к себе никого. Мне так было легче и даже уютнее, может быть.

Я думала: «Меня счастливей нет»,

Когда мы вместе были все втроём.

И не ждала я ниоткуда бед.

Не ведала, что тьма накроет дом.

Распахнут был навстречу целый мир.

И каждый день из солнечных прозрений.

Но сын «ушёл». Мой ясный пилигрим.

На память мне мозаика мгновений.

Картина вся рассыпалась в куски,

Лишь груда красок. Холст, как гильотина.

На счёт идут с июньской ночи дни.

Жизнь, как туман, слепа необратимо.

Навязчивый вопрос к себе не оставлял меня: что сделала не так? Чувство вины перехлёстывало через край. Перебирала все возможные другие варианты: как могла сложиться судьба старшего сына и тогда, конечно, моя. Такие радужные картинки и… Волны вины накрывали меня с головой. Я говорила себе:

– А ты ведь могла сделать вот так… И сказать так, чтобы он послушал. И поставить ультиматум ему.

Это были мазохистские изуверства над собой. У каждого своя судьба. Своя. И никак иначе. К этому шла долго. А в тот момент не слушала никого, кроме добавившейся вины и своей боли.

Образовалось трио. Неразлучное. На долгие годы. Иногда меня даже злили чьи-то советы. И я просто убегала к сыну. К нему в лес. На свою скамеечку. К тишине, которая так громко звучит…

Ищу я нити, что июнь рванул, как струны.

Где звук сфальшивил, не предугадать.

И ночь пришла, грозящая безумием.

И боль, как нож. И мне всегда страдать.

Постоянные обитатели кладбища, местные бомжи, уже чётко знали – эта несёт много, не скупясь. Не знаю, почему так вдруг сложилось у меня в голове, но я носила и еду, и питьё, и даже одежду. Много. Пакетами. Местный народ был в восторге. А мне ТАК было надо. Одно напрягало: их присутствие. Они никогда не подходили близко, но Шурка их чуяла и всегда была настороже. И это отвлекало от моих мыслей. Как-то подошла к паре и высказала своё возмущение. Бог мой! Зачем? Спившиеся и почти не люди даже не пытались понять меня. Жалости к таким опустившимся у меня нет. Злости тоже. Сама прошла достаточно испытаний, чтобы гордиться собой и не вытирать чужие пьяные слюни. Мы – люди. Все разные. Но у каждого есть выбор. Судьба не единожды даёт нам шанс. Касается всех. Всех людей на этой Земле. А вот видим мы этот шанс, можем ли мы им воспользоваться?

Опять же зависит от человека.

Определил ты сам дорогу,

Что я не вправе выбирать.

И оказался за порогом,

Куда не вхожа даже мать.

И я осталась здесь у края,

Тобой отмеченной черты.

И боль свою я приглушаю.

Но сердце рвёт. Душа кричит.

Мой старший сын, мне очень страшно

Осознавать, что нет тебя.

И жизнь порою так ужасна…

Но ты со мной и навсегда.

Мне память образ твой рисует.

Я запах чувствую волос.

И по тебе я так тоскую…

О, кто бы весточку принёс.

*

Мой сын, мне грустно без тебя.

И боль сжимает мою грудь.

У каждого своя стезя.

Зачем ты выбрал этот путь?

Сегодня ровно год уже,

Как ты домой пришёл из «ада».

Июнь забрал. В моей душе

Так пусто. В чём я виновата?

Вопрос останется немым.

В глазах тоска. Улыбка Моны.

Ты – Воин был и пилигрим.

Будь прокляты твои погоны.