— А почему он ничего не сказал о Марине?

Круг мыслей замкнулся в исходной точке. Земсков посмотрел на часы, вынул из тумбочки потрёпанную книжку, взял костыль и тихо, чтобы не разбудить спящих, пошёл от своих мыслей в ту самую точку, на которой замкнулся круг, — к Марине. Он вовсе не пытался сейчас что-то выяснить для себя. Просто его сознанию, всю жизнь привыкшему к ясности, требовалась передышка. В присутствии Марины все делалось ясным и спокойным. Земсков не мог определить своё отношение к ней иначе чем много раз слышанной ходячей фразой: «Я с ней отдыхаю душой».

Марина сидела за стеклянным столиком в маленькой ординаторской, просматривая истории болезней. Обычно, занимаясь своими медицинскими делами, она забывала обо всем остальном. Сейчас её глаза скользили по мелко исписанному листу, не задерживаясь на смысле слов. Земсков с первого взгляда понял, что она ждала его.

— Вы меня ждали? — спросил он.

— Да.

Это «да» звучало просто, приветливо и смело. Она его ждала. Что же в этом плохого?

Земсков сел на табуретку с другой стороны столика. Разговор начался, как всегда, с книжек. Достать их здесь было довольно трудно. Земсков читал все, что она приносила ему по своему выбору. На этот раз он возвратил ей новеллы Стендаля — автора для него почти незнакомого. Больше всего ему понравилась «Ванина Ванини».

— Почему именно это? — спросила Марина.

В своих симпатиях и антипатиях Земсков всегда обладал завидной ясностью, если не считать того вопроса, который занимал его сейчас больше всего.

— Мне нравятся такие люди, как героиня Стендаля. Я просто благодарен ему за то, что он сделал её именно такой.

— Какой? — Она старалась понять его мысль. — Чем она лучше других романтических героинь?

— Надёжная душа! Вы понимаете, что это значит?

— Кажется, понимаю. А вам, Андрей Алексеевич, довелось встретить надёжную душу?

На этот вопрос ответить было труднее.

— Вы знаете, о чем я думал в ту ночь, когда лежал на полу среди раненых в вашем приёмном покое?

Марина умела хорошо слушать. Это дано не каждому — слушать так, чтобы собеседнику хотелось высказаться до конца.

— Я думал о том, что скорее всего не смогу вернуться в строй. Я привык к тому, что нужен армии, моим начальникам и подчинённым. Но я им всем нужен именно как артиллерийский разведчик. Если я перестану быть им, то не буду нужен даже как товарищ. Меня пожалеют, мне помогут, но я не испытаю больше чувства собственной необходимости для тех, кто стал моей единственной семьёй. У меня есть мать. Я ей нужен всегда — нужен, чтобы заботиться обо мне, тревожиться за каждый мой шаг, чтобы жить ради меня. Но, если разобраться, то нужна мне — она, а не я ей.

— А у меня нет матери, — тихо сказала Марина.

Земсков понял, что Марина, не будучи на фронте, пережила, быть может, больше его.

— В декабре сорок первого она умерла под Москвой, в нетопленой даче, потому что некому было оказать ей помощь. Я тогда поняла, что если болен близкий человек, то самый лучший профессор — знаток Лермонтова и Блока — не стоит самого заурядного фельдшера.

Она молчала довольно долго, потом вспомнила о своём собеседнике:

— Простите, Андрей Алексеевич, я перебила вас.

— Нет, я слишком много говорю о себе. Вообще это — не моя привычка. Не знаю, почему так получилось.

— Со мной многие молчальники начинают говорить. — Марина сказала это, вовсе не желая обидеть Земскова, но он ясно почувствовал черту, которую она провела между ним и собой, поставив его в ряду многих. Ему стало досадно, но он усилием воли подавил это ощущение. «Зачем портить большой человеческий разговор необоснованными эгоистическими претензиями?»

— Скажите, Марина, а отец ваш… Он где?

— Мой отец — главный хирург нашей армии. Вы его видели, Андрей.

Впервые Земсков назвал её не мысленно, а в глаза просто по имени, и она немедленно ответила ему тем же. Земсков не мог этого не заметить. Только что проведённая черта снова исчезла. Этот пустяк взволновал его. Ночью, наедине с женщиной, которая не могла не нравиться, он почувствовал себя уже чем-то связанным с ней и внутренне радовался своему мнимому освобождению от той любви, которая пришла сама, как прилетает непрошенный снаряд.

Марина помогла ему вернуться к прерванной теме:

— Вы говорили о надёжной душе Ванины Ванини, а я спросила, нашли ли вы для себя «надёжную душу?» — Она сняла белую шапочку, встряхнула светлыми волосами, словно освобождаясь от своих мыслей.

— Не многим удаётся найти её, — неопределённо ответил Земсков.

— Вы хотите сказать, что нашли? — Марина чуть наклонилась вперёд через столик, и Земсков почувствовал на своём лбу прикосновение её лёгких волос.

Сейчас он схватит её за плечи, пригнёт к себе, поцелует. И она ответит на поцелуй. Оба они понимали это. Ещё мгновенье, и он сказал бы: «Да, нашёл — тебя!»