Арсеньев волновался. Успеет ли он научить новых людей? Удастся ли создать из старых и новых тот крепчайший сплав, из которого должна состоять боеспособная часть?

Он высказал свои опасения Назаренко, когда генерал приехал посмотреть, как идёт формирование полка.

— Разбавили вы мою часть, товарищ генерал. Теперь у меня уже нет того «корабля», который действовал в степях как один человек.

Назаренко хмурился, пристально смотрел на нового командира полка, как бы желая убедиться, серьёзно ли говорит Арсеньев или так — прикидывается. Но Арсеньев говорил вполне искренне. Его смущала громоздкость новой части, обилие машин, возросший вспомогательный аппарат, а главное — недостаток времени. Полк уже значился в числе действующих частей. Боевого распоряжения можно было ждать в ближайшее время, но полка-то по существу ещё не было.

— Не надейся, Сергей Петрович, полностью закончить формирование до начала боев, — сказал Назаренко. — Один дивизион потребуем через день — два, а остальные будем вводить по готовности. А насчёт «корабля», так ты понимаешь сам: традиции остаются, а тактика меняется. Немцев мы через горные проходы пропустить не имеем права, хоть у них численное преимущество. А для этого надо встать стеной в ущельях, на перевалах, на дорогах. Манёвр тут ограничен, порой придётся действовать отдельными установками. Трудновато, конечно, но отступать больше не будем.

— Не будем, товарищ генерал!

— И помни: все три дивизиона должны быть не хуже прежнего. Командирам дивизионов давай побольше свободы. Разве нельзя полностью положиться на того же Николаева? Кстати о традициях. У меня для тебя подарок. Только не волноваться!

Генерал послал ординарца к своей машине. Тот вернулся через несколько минут с холщовым свёртком, аккуратно перевязанным бечёвкой.

— Держи — твоё! — Назаренко протянул свёрток Арсеньеву. Командир полка разрезал шпагат, развернул холст. Генерал следил за ним с лукавой усмешкой. Под холстом оказалось белое полотно, а когда Арсеньев развернул и его, на стол высыпался целый ворох чёрных шёлковых полосок. На каждой было написано золотом «Ростов».

Арсеньев долго молчал, погрузив руки в ленты. Генерал перестал улыбаться. Он тоже встал, как бы отдавая долг памяти тем, для кого были приготовлены эти ленты.

— Теперь помню, — сказал Арсеньев, — за неделю до набега на Констанцу я передал во флотское интендантство наряд на два комплекта лент для экипажа корабля. Их должно быть здесь четыреста пятьдесят штук. Откуда вы их взяли, товарищ генерал?

— Это подарок вам от Черноморского флота. Там гордятся вашей частью. Недавно на совещании у командующего фронтом в Лазаревской, где были представители флота, кто-то вспомнил об этих лентах, а я попросил передать их нам.

Арсеньев снова завернул дорогие для него ленточки в полотно и холстину. Только одну ленту он положил во внутренний карман своего кителя:

— Спасибо вам, товарищ генерал. Вы, наверно, даже сами не знаете, как много сделали для меня и вообще, и вот этим вашим вниманием сегодня.

Проводив генерала, Арсеньев пошёл по подразделениям. В сторонке он увидел группу бойцов, сидящих на поваленных брёвнах. Старший лейтенант Земсков объяснял им, как производить привязку огневой позиции. Земсков отложил карту, подал команду «Смирно» и пошёл навстречу командиру полка.

— Какие трудности, что мешает? — спросил Арсеньев.

Земсков доложил, что все идёт хорошо, вот только распоряжение начальника штаба о распределении бойцов бывшей дивизионной разведки по разным подразделениям кажется ему неправильным.

— Что вы предлагаете? — довольно недружелюбно спросил Арсеньев. Он не любил, когда ему жаловались. — Оставить всю вашу группу в полковой разведке, а в дивизионы не дать ничего?

— Нет, товарищ капитан третьего ранга. В дивизионах есть немало опытных разведчиков из бывших батарейных. Взять хотя бы группу Бодрова. А таких, как Косотруб, Иргаш, Журавлёв, надо, пока есть возможность, использовать всюду как инструкторов, но в бою эту группу не разрознять. Думаю, мы в полковой разведке сможем готовить разведчиков для дивизионов.

— Продолжайте занятия! — Арсеньев пошёл в штаб, где слово в слово повторил Будакову то, что сказал Земсков.

Будаков не пытался возражать. Он видел, что командир полка согласен с Земсковым. «Снова этот выскочка поставил меня в неловкое положение!» — подумал начальник штаба. Его антипатия к Земскову едва не прорвалась в неосторожных словах, но привычная манера сохранять внешность добродушного, беззлобного человека взяла верх:

— Будет выполнено, Сергей Петрович. Земсков-то — молодчина — и меня, и вас поправил. Ничего не поделаешь — для пользы службы!

Будаков не отказал себе в удовольствии распределить замечание Земскова между собой и Арсеньевым. «Пусть почувствует капитан третьего ранга, что Земсков подрывает не только мой авторитет, но и его!»

Арсеньев даже глазом не моргнул. Он вышел из штабного сарая и снова углубился в лес. В душе у него остался неприятный осадок.

По просеке шли быстрым ходом четыре боевые машины. Внезапно они круто затормозили и, одновременно развернувшись направо, подъехали к столбикам, едва заметным в траве. Слетели чехлы, заработали подъёмные механизмы. Лейтенант Баканов, наклонясь над буссолью, установленной на треноге, как обычно неторопливо, вполголоса отдавал приказания. Его слова повторяли командиры орудий.