Теперь униженная покорность Джеффри сменилась упрямством. Гуго Падси, епископ Дарема, и Хьюберт Уолтер, ставший епископом Солсбери, но бывший деканом Йорка во время избрания Джеффри, предстали в Кентербери перед папским легатом кардиналом Джоном из Ананьи и выразили протест, утверждая, что избрание Джеффри недействительно, поскольку они не присутствовали. Также казначей и новый декан капитула Йорка выразили протест на основании того, что Джеффри не был избран канонически, был убийцей, рожденным в адюльтере, и сыном шлюхи. Однако Джеффри все равно удалось заставить папского легата подтвердить свое избрание, а благосклонность брата он вернул, обещав ему три тысячи фунтов на расходы во время Крестового похода.

Джеффри не сумел собрать деньги, и в марте 1190 года он прибыл к Ричарду в Нормандию с пустыми руками. Ричард, который считал сбор средств для Крестового похода первоочередной задачей, был недоволен тем, что брат так его подвел. Он сразу послал гонцов к папе, требуя, чтобы тот не подтверждал избрание Джеффри, и потребовал от Джеффри клятвы не появляться в Англии в течение трех лет. Джеффри упрямо отказался и последовал за братом в Везле, где короли Англии и Франции должны были встретиться для официального начала Крестового похода. Джеффри в конце концов удалось повлиять на Ричарда, выплатив ему восемьсот марок на месте и пообещав еще тысячу двести марок, как только ему удастся их собрать.

Из Везле Джеффри отправился в Тур, где провел больше года, ожидая мандата от папы. После достижения соглашения в Везле Ричард, вероятно, не сообщил об этом папе, и тот ничего не делал до весны 1191 года. Тем временем Ричард, находясь в Мессине, в феврале этого года получил сообщение о конфликте между Иоанном и Лонгчампом, и о возмутительном поведении последнего. Ему пришло в голову, что присутствие в Англии архиепископа Йоркского, тем более в отсутствие архиепископа Кентерберийского, который был в Крестовом походе, может служить сдерживающим фактором и для главного юстициария, и для Иоанна. Королева Элеонора прибыла в Мессину 30 марта, и привезла с собой будущую супругу Ричарда – Беренгарию Наваррскую. На пути обратно в Англию в сопровождении Уолтера Кутанса, теперь архиепископа Руанского, неукротимая Элеонора остановилась в Риме для беседы относительно дел Джеффри с новым папой Целестином III, избранным 30 марта. От имени Ричарда она попросила папу подтвердить избрание Джеффри и либо собственноручно посвятить его в сан, либо поручить кому-нибудь это дело. В мае папа отправил мандат архиепископу Тура, дав ему право посвятить Джеффри в сан, и 18 августа церемония состоялась.

Джеффри объявил, что в Везле Ричард освободил его от клятвы не возвращаться в Англию. Да и действительно, представлялось крайне неразумным, чтобы Ричард предпринял столь решительные шаги, чтобы обеспечить посвящение Джеффри, если бы не желал, чтобы брат отправился в Англию и работал там. Прибыв в Витсанд, что во Фландрии, Джеффри встретил посланцев Лонгчампа, передавших ему запрет на въезд в Англию. Джеффри запрет проигнорировал и 14 сентября прибыл в Дувр. Зная, что люди главного юстициария непременно будут его встречать, он, прежде чем сойти на берег, переоделся. Вскочив на коня, он направился в церковь Святого Михаила, что недалеко от города. Он добрался до святого места около полудня, когда служили мессу. Он вошел в церковь, как раз когда читали апостольское послание, и услышал слова святого Павла: «смущающий вас, кто бы он ни был, понесет на себе осуждение». И эти слова принесли ему большое утешение.

Джеффри потребовал убежища, и слуги Лонгчампа окружили приорат. После пяти дней блокады они осквернили святилище, ворвались в церковь, как раз когда отслужили мессу, и протащили епископа, все еще в церковном облачении, по улицам Дувра. Затем его доставили к Мэтью из Клэра, губернатору замка, жена которого была сестрой Лонгчампа.

Иоанн, услышав об этом деянии от своего советника Гуго Нонанта, епископа Ковентри, спросил Лонгчампа, сделано ли это по его приказу. Юстициарий не стал отрицать. Тогда Иоанн приказал немедленно освободить Джеффри. Архиепископ прибыл в Лондон и пожаловался Иоанну, епископу и баронам на позорное обращение с ним. Иоанн распорядился, чтобы Лонгчамп предстал перед королевским судом. Юстициарий, хотя и не отказался открыто, откладывал свое появление со дня на день.

Тем временем волна возмущения Лонгчампом поднималась все выше. Джеффри был популярной фигурой в Англии. На ключевых постах Ричард оставил людей, которые сохранили преданность Генриху в его последней борьбе, и безусловная преданность Джеффри отцу была отлично известна и уважаема народом. Баронов возмутило то, что выскочка низкого происхождения позволил себе унизить сына короля и брата короля. Англичане, которых Лонгчамп от всей души презирал, пришли в ярость из-за того, что глумливый норманн отнесся с таким пренебрежением к самому английскому из всех сыновей покойного Генриха. И наконец, хотя он был епископом и папским легатом, но Лонгчамп осквернил святилище и поднял руку на высшее духовное лицо, чем оскорбил религиозные чувства нации. Его ненавидели все и повсюду, и возмутительный последний акт переполнил чашу терпения.

Иоанн почувствовал, что народ за него. Посоветовавшись с Уолтером Кутансом, он призвал епископов и баронов на совет, который должен был собраться в районе Рединга, и приказал Лонгчампу туда явиться. Совет собрался, однако Лонгчамп остался в Виндзорском замке и отказался предстать перед советом. Епископы отлучили его от церкви, и совет решил, чтобы иметь больше власти, перебраться в Лондон и, так сказать, ввести в курс дела народ.

Лонгчамп, узнав новости, тоже поспешил в Лондон, желая заручиться поддержкой горожан раньше, чем туда доберутся члены совета. По пути его отряд встретился с Иоанном и другой знатью. Последовала короткая стычка, во время которой был убит юстициарий Иоанна Джон де Плейнс. Однако отряд Лонгчампа был больше: ему удалось добраться до Лондона и укрыться в Тауэре.

Иоанн и почти все епископы и знать Англии прибыли в Лондон тем же вечером. На следующий день, 10 октября, они встретились с жителями города на площади церкви Святого Павла. Теперь совет был по-настоящему народным. Во всеуслышание были объявлены все претензии к Лонгчампу. По словам Гуго Нонанта, «он и его люди обобрали все королевство, не оставив мужчине ремня, женщине – нитки бус, а знатному человеку перстня. Ничего ценного не осталось даже у евреев. Он настолько опустошил королевскую казну, что во всех сундуках не осталось ничего, кроме ключей. И это всего за два года».