Тяжело вздохнув, подхожу к двери квартиры и жму на кнопку звонка. Мама почти сразу открывает дверь и крепко обнимает меня.

– Извини, что убежала, – говорю, обнимая маму в ответ.

Знаю, родители желают мне только добра и страшно перепугались, когда я пропала. Поэтому мой сегодняшний поступок был большой глупостью.

– Все хорошо, – гладит меня по спине и отступает на шаг. – А где Лада? Она написала, что вы вместе.

– Ее на работу вызвали. Не переживай, я была с другом.

– С Вовой? – вижу, как мама сдерживает улыбку.

Наверное, удивление ярко выражено на моем лице. Как мама узнала о Вове? Может, увидела нас через окно? Но откуда она знает его имя?

– Да. А откуда ты знаешь о нем?

– Познакомились, пока тебя искали. Хороший парень, и сильно переживал, что не успел помочь тебе, – голос срывается, и она снова начинает плакать.

К горлу подступает ком, и я едва сдерживаю себя, чтобы не присоединиться к маме. Не хочу больше плакать. Устала.

– Пойдем на кухню, – нежно целует меня в лоб и проводит ладонью по волосам.

При мысли о еде в животе начинает урчать. Даже не помню, когда ела в последний раз. За эти несколько дней из-за голода и стресса я очень сильно похудела и приобрела болезненный вид: щеки впали, под глазами образовались ужасные темные круги, а вес снизился как минимум килограммов на десять.

– Папы нет дома? – спрашиваю у мамы, садясь за стол.

– Уехал по делам, скоро вернется.

Пока я пытаюсь осилить свой обед или, скорее, полдник, возвращается Лада, а следом за ней и папа. Приходится снова извиняться за свой поступок и выслушивать лекцию о том, как родители переживают за меня и хотят, чтобы к ним поскорее вернулась их жизнерадостная девочка. Вот только она не вернется. Над этой милой, доброй и светлой девочкой неоднократно поиздевались, надругались и стерли улыбку с ее лица. Теперь она иногда появляется, только когда рядом находится определенный человек. Если меня увезут из города, не знаю, что со мной станет. Без Вовы…

– Я не хочу уезжать. Мне нужны мои друзья, – решаюсь снова поднять эту тему. – Я приехала в город, чтобы найти работу и поступить в университет. И я это сделаю.

– Ты уже нашла работу, – папа смотрит на меня с самым серьезным выражением лица, какое только видела. – Эмма, я не думал, что моя девочка будет работать в баре. Выступать перед толпой пьяных и вонючих мужиков. Тебе это нравится?

– Мне нравится петь, а перед кем – не важно.

– Вот и допелась! – повышает голос, и я тут же сжимаюсь.

– Вадим… – пытается вмешаться мама.

– Что «Вадим»?! Посмотри, до чего дошла наша дочь! Я разве могу спокойно на все это реагировать?!

– Криками ничего не исправишь.

Я ничего не чувствую, кроме злости на саму себя. Меньше всего хотелось разочаровывать родителей. Но я поступила так, как подсказывало сердце. Мне нравится петь, и полюбила бар Фрэда. Наши посиделки с друзьями Лады, шуточки Дикса и музыка. Я чувствую, что там мое место, и из-за каких-то уродов не готова отказаться от всего.

– Я не желаю, чтобы ты ходила в тот бар, – наконец папа возвращает свое внимание мне, – и тем более выступала там. Если пообещаешь, что забудешь туда дорогу, мы позволим тебе остаться в городе.

Недолго думая, киваю, тем самым соглашаясь на папины условия.

– Обещаю.

Сейчас самое главное – остаться в городе, а остальное решится само собой.

– Женщина, которая тебя привезла, оставила свою визитку, – берет с подоконника маленькую белую карточку и протягивает мне, – сказала, чтобы ты позвонила ей.

Только сейчас вспоминаю, что отключилась, едва переступив порог квартиры. Я так и не заплатила моей спасительнице. Читаю имя, выведенное золотыми буквами на белом фоне: «Зеленцова Наталья Федоровна, арт-директор салона красоты». Обязательно нужно будет позвонить ей и поблагодарить еще раз. Не представляю, что могло произойти, если бы она не остановилась и не помогла мне оттуда выбраться.

Несмотря на дикую усталость, я вынуждена взять себя в руки и поехать с родителями в полицейский участок. Отсидев небольшую очередь к следователю, проходим в просторный кабинет, и мне приходится снова прокрутить в голове все детали того ужаса, который пережила. Я словно отключила все чувства и рассказала все так, будто это случилось не со мной, а с кем-то другим. Безэмоциально выдала все, что запомнила, описала моих похитителей и дом, в котором меня держали, а также назвала имена.

После нескольких минут тишины следователь, наконец, тяжело вздохнул, черкнул что-то ручкой на листке бумаги и поднял на нас усталый взгляд.

– Вы должны понимать, что это детки богатых и очень влиятельных родителей. Один парень – сын прокурора, второй – депутата. Нам уже поступали на них жалобы, и даже пытались дать делу ход, но… – пожимает плечами. – Как я и сказал, их родители высокопоставленные лица, поэтому не могу ничего обещать.

– Нам от этого должно быть легче?! – срывается папа. – Мою дочь похитили, драли ее до потери сознания, а теперь им все должно сойти с рук?! Вы вообще понимаете, что говорите?