– Есть ли свидетельства о том, что за три столетия кому-либо случалось упасть в этот колодец?

– Нет.

– Представляет ли этот колодец опасность?

– Ну, не знаю. Понятно, что он глубокий. Уровень грунтовых вод находится на глубине десяти метров, к тому же воды в колодце в тот момент было мало. Столь глубокая дыра в случае падения представляет смертельную опасность.

– Мог ли кто-то столкнуть туда покойную?

– Это вполне возможно, ведь край колодца совсем невысокий, сантиметров шестьдесят. Как раз по колено. На бортик садятся, когда берут воду из колодца.

– Это означает, что Моисетта Барбарен, присев на край колодца, могла потерять равновесие и упасть туда.

– Именно так.

Прокурор встал, воздев вверх указательный палец:

– Это означает, господин судья, что достаточно одного толчка, чтобы кто-либо – он или она – мог упасть в колодец.

– Возможно, – согласился эксперт.

– И, стало быть, колодец является идеальным средством, чтобы избавиться от кого-либо…

– Это так.

– …и позволяет замаскировать убийство под несчастный случай.

У Фабьена Жербье вновь пробудилась надежда. Наконец-то прокурор очнулся и начал исполнять свои обязанности: он выдвигал обвинение, приводил доводы.

Прокурор продолжал:

– Таким образом, несложно выдать преднамеренное убийство за случайное падение. Конечно, при том условии, что имеется мотив преступления… чего на данный момент у нас нет, и вы, господин эксперт, также не можете нам его подсказать.

Эксперт с улыбкой кивнул. Представители закона благосклонно посмотрели на Лили, стремясь успокоить ее на случай, если она вдруг встревожилась.

Фабьен Жербье сжал кулаки – попустительство очевидно нарастало. Они заранее объявляли Лили Барбарен невиновной. Чаша его терпения переполнилась, он встал и обратился к присутствующим:

– Но как вы объясните тот факт, что Моисетта, с самого детства знавшая про этот жуткий колодец, не остереглась?

Лили, по-птичьи встрепенувшись, бросила на Фабьена обеспокоенный взгляд, потом ее зрачки налились убийственным ледяным светом, в котором начисто растворилась былая невинная безмятежность. Фабьен видел это совершенно ясно.

– Вы только посмотрите на нее! – выкрикнул он. – Вы видите, она перестала разыгрывать любезную старушку.

Взгляды присутствующих устремились на Лили Барбарен, которая вновь обрела свой обычный облик почтенной благонамеренной дамы. Затем судья гневно воскликнул:

– Но кто этот господин? Выведите его! Он вмешивается в работу суда.

Фабьен Жербье понял, что провалил дело. Его подвел взрывной характер. Теперь к его словам не будет доверия.

Его схватили под руки, сперва он машинально сопротивлялся, а потом позволил вывести себя из зала.

Может, он сошел с ума, но когда судебные приставы волокли его мимо скамьи подсудимых, ему привиделось, что губы Лили Барбарен дрогнули в насмешливом оскале.

Моисетта была неумолима: после встречи, на которой Лили сообщила, что сестра, поскольку они близнецы, вероятно, тоже бесплодна, она отказывалась с ней видеться, даже в доме родителей. Ссора приобрела официальный характер.

Лили, по своей деликатности, никому не стала говорить о стычке, которая обусловила их разрыв, она была убеждена, что лишь боль сделала сестру такой бестактной, несправедливой, непримиримой. Она-то хотела обнять ее, успокоить, заверить, что та сможет осуществить свои мечты и не рожая детей, они с Полем были уверены, что это возможно, но, уважая остроту страдания Моисетты, Лили решила ждать.

В мозгу Моисетты постоянно звенел тревожный звонок. Все время настороже, как дикий зверь, который десять раз оглянется вокруг, прежде чем напиться из ручья, она с дрожью встречала чужие взгляды, опасаясь, что кто-то может проникнуть в ее секрет, буквально принюхиваясь к тем, кто приближался к ней, особенно к женщинам, с их тонким обонянием и обостренным чутьем. Но рядом с мужчинами ее сексуальность усиливалась, усугубленная страхом, подстегиваемая тревогой, и Моисетта множила любовников, движимая скорее отчаянием, чем желанием.

Поглощенная исключительно собой, она не замечала, что муж все больше времени проводит в разъездах, участвует в каких-то семинарах – это он-то, беззаботный рантье! – и все реже заключает ее в свои объятия. Питая к нему презрение, она была уверена, что он никуда не денется.

Телефонный звонок поколебал эту уверенность. В трубке раздался воркующий и фривольный женский голос, услышав Моисетту, женщина тотчас повесила трубку. Моисетта перезвонила, и после ее «алло» на линии воцарилась паническая тишина.