Дуан выронил фонарь и подхватил его, обжигаясь, прежде чем что-либо загорится. Отступил, неосознанно загораживаясь, сжимаясь. Потревоженные крылья хлопали уже со всех сторон; кровь капала на пол и разлеталась густыми темными брызгами. В звуке белых неуклюжих махин, таких нелепых без своих огненно-алых хозяев, казалось, слышался шепот, шепот сразу нескольких невнятных голосов. «Еще пару комнат… пару комнат для пиратов…»

Дуан рванулся прочь быстрее; одно из больших крыльев задело его по скуле. Он шарахнулся, дернулся, запрокинул голову и увидел теперь уже пустой пятиугольный щит с торчащим гвоздем. С гвоздя ничего не капало; он казался простым черным росчерком. Его приготовили для трофея, но трофей не повесили. Не успели. Не поймали?

Дуан снова перехватил фонарь за кольцо и вылетел за дверь. Свет Лувы показался ему ослепительно ярким.

Он смог спокойно, с прямой спиной выйти из кабинета. Миновать длинный коридор. Спуститься по главной лестнице и сказать часовым на входе во флигель, что помещения покойного Талла Воителя, да хранит всех его сиятельный взор, можно запирать. После этого Дуан обогнул здание, потом еще два, вышел в сад, пересек несколько аллей… и побежал.

Он мчался через кусты, радуясь, что с исчезновением сестры тут почти перестали гулять. Он спотыкался, падал, пачкался в траве и снова вскакивал. Вломился в колючую стену и оцарапался, выдрал пару клоков волос и понял, что оказался зачем-то в розовом лабиринте. Поняв, — понесся еще быстрее, в самую середину, ранясь о шипастые побеги и бутоны уже почти намеренно.

Наконец Дуан услышал миролюбивое журчание фонтана, с постамента которого взирали Светлые боги. Подлетев к бортику, король Альра’Иллы перегнулся, набрал воды и несколько раз плеснул себе на лицо.

«Чушь. Чушь. Чушь…»

Он поднял руку и, сомкнув мокрые ресницы, начертил пальцем треугольник на своем лбу: сначала вершиной вверх, потом — вниз. Дуан силился сосредоточиться на всем, кроме осознания, что обережные знаки выводит собственный длинный острый ноготь. Представить другое касание — грубее, небрежнее. Вернуть в память голос, всегда держащий на плаву. «Прошлое — не все».

— Ино, ты?

Услышав оклик, а следом и треск веток, Дуан выпрямился. К нему спешил Арро: принц снимал с одежды листья, а, обернувшись и увидев совсем рядом нормальный свободный проход, виновато пожал плечами.

— Немного заблудился. Я искал тебя. Здравствуй.

— Я…

Дуан перевел дух, опустил подрагивающие руки и улыбнулся, готовя нужную ложь.

— Я… заработался. Голова совсем закипела. Ужасное ощущение.

Арро приблизился и вынул что-то из его волос. Белое мокрое перо с красными подтеками блеснуло перламутром в дневном свете. Принц кинул его под ноги, но ничего не произнес, кроме:

— Не хочешь выкурить трубку?

Что-то понял, но… не сунулся. Дуан готов был даже его обнять, но догадывался, что это не оценят. Нирцы слыли холодным и неконтактным народом, не то что альраилльцы, для которых проявления чувств в виде вечных прикосновений, объятий и даже поцелуев были обычным, естественным делом, независимо от пола и степени близости. И он просто кивнул.

— Это было бы замечательно.

Протягивая трубку и мешочек с табаком, принц Арро медленно, осторожно произнес:

— Я искал тебя не просто так. Я кое-что услышал от Дворцовой Стражи. Они тоже тебя ищут.

— Зачем? — Дуан уже чиркал огнивом и медленно, с усилием, сосредотачивался на дыме, сладковатом и слабом, но спасительном прямо сейчас.

Арро пристально посмотрел ему в лицо.

— Ты вроде бы просил доложить о том, что с советником Кеварро. Так вот, если я понял верно, он в королевском госпитальном крыле. Боюсь, наше приключение в порту кончилось не совсем хорошо. Мне очень жаль. Но, может быть…

Дуан ощутил, как что-то колется за воротником, и вынул оттуда второе перо. Белое и окровавленное, оно вернуло отступивший было приступ тошноты. Не отвечая, король Альра’Иллы развернулся и пошел к выходу из лабиринта. Он чувствовал, как взгляды Светлых богов настороженно и насмешливо жгут спину.

В тот день Дуан так и не смог попасть к своему советнику. Кеварро, как объяснил один из Верховных Королевских Врачевателей, находился в тяжелом жару и бредил, беспокоить его не следовало. При этом лицо врачевателя, рыжего и высокого, хранило только выражение терпеливого усталого равнодушия. Оно осталось таким, даже когда Дуан, сжав ткань белоснежного одеяния, подтянул мужчину к себе и вкрадчиво спросил:

— Он отравлен?

Перед глазами стояла ухмылка ле Вьора; это мешало владеть собой и ясно соображать.

— Говорите!

Врачеватель с самым спокойным видом отцепил от своего воротника исцарапанную руку, удержал и стал, качая головой, проверять пульс. Несколько обескураженный, Дуан даже не успел ничего возразить, послушно замер. Стоявший рядом принц Арро едва заметно улыбнулся; вероятно, это значило, что внутри он просто умирает от смеха и катается по траве.