Шрифт:
Программу вел и продюсировал Бен Милн – молодой журналист, обладающий искусством держать людей перед камерой до тех пор, пока они не начнут выглядеть глупо. Позднее, редактируя материал, он делал из своих героев полных идиотов.
Милн отточил зубы на телешоу «Скелеты в шкафу», рассчитанном на возрастающий интерес к генеалогии. Однако в отличие от предыдущей, более мягкой версии шоу на Би-би-си, где гвоздем программы считалось доведение приглашенной звезды до слез, Бен Милн раскапывал грязное белье их предков. Внебрачные беременности, упоминание в Ньюгетском справочнике [1] , ссылки на поселение в Австралию шли на ура, а участие в работорговле или криминальном расследовании и вовсе ценилось на вес золота. Как и многие программы «Ай-ти-ви», «Скелеты в шкафу» были «желтой» версией более сдержанного оригинала Би-би-си.
1
Издание в шести томах включало в себя биографии преступников, отбывающих наказание в Ньюгетской тюрьме с конца XVIII в. – Здесь и далее примеч. пер.
Разумеется, сам Милн подчеркивал научно-исследовательский характер шоу; в том же духе он рекламировал и новую документалку. «В то время как в стране каждую неделю закрывается по двадцать пабов, – вещал он с серьезным лицом во вступлении, – очень важно обратить внимание на будни современного владельца малого бизнеса. Именно поэтому я выбрал типичный традиционный английский паб на берегу моря». Вот и сейчас этот смазливый молодой человек с коротко подстриженными волосами, карие глаза которого светились умело дозированной эмпатией, включил свой шарм на полную мощность и рассказывал персоналу и завсегдатаям, как он надеется спасти деревенский паб от печальной участи ему подобных.
Однако на эту удочку не попалась Эми Уолпол, барменша, – высокая, рыжая, веснушчатая, худая как грабли, но с гибким телом, при виде которого мужчины пускают слюни. К слову, со своего места за барной стойкой ей приходилось частенько наблюдать подобную картину – по мере опьянения посетителей. Впрочем, и это ее не трогало. К четвертому десятку богатый жизненный опыт сделал Эми неуязвимой для мужских манипуляций. Она больше не лелеяла надежд – по крайней мере, никому в этом не признавалась – на встречу с идеальным спутником жизни. Оценив привлекательность Бена Милна, она отметила, что ему не стоит доверять, – скорее всего, придурок.
Да и заверения в том, что его программа изменит судьбу «Адмирала Бинга», не следовало принимать всерьез. Работая барменом, Эми, разумеется, замечала неуклонное падение доходов. В холодное время года дела всегда шли неважно, но этой зимой, растянувшейся аж до марта, все было из рук вон плохо. Стандартные факторы, расписываемые газетами в мрачных тонах – общий кризис, дороговизна топлива, дешевое спиртное в супермаркетах, влияли и на «Адмирала». Остальной персонал даже не подозревал, что они плывут против ветра, однако владелец паба держал Эми в курсе плохих новостей.
Джеффри Горацио Фитцсиммонсу, хозяину «Адмирала Бинга», было далеко за семьдесят. Кстати говоря, его никто не называл полным именем, разве что изредка звали Фитцем, но чаще всего – вполне предсказуемо – Адмиралом. Грубовато-добродушные манеры, привычка растягивать гласные в сочетании с усами, седой шевелюрой, пиджаком с золотыми пуговицами и шейным платком создавали впечатление выпускника престижной частной школы, хотя в деревушке никто не знал о его прошлом. Ходили слухи, что когда-то он был сказочно богат, а на кухне болтали, будто бы и до сих пор…
Даже если и так, состояние он нажил явно не здесь: Эми была слишком хорошо знакома с бухгалтерской отчетностью. К тому же из разговоров с Адмиралом она знала, что он серьезно обеспокоен будущим своего бизнеса, и легенда о припрятанном богатстве не имела под собой никакого основания. Кроме того, хотя работники кухни и подручные регулярно получали зарплату, Эми не платили уже три недели. Адмирал кормил ее баснями о том, что «скоро все образуется», она понимала: денег попросту нет.
Эми нравился босс; впрочем, порой он неимоверно раздражал. Это был один из тех алкоголиков, что никогда не напиваются в стельку, но постоянно «догоняются». Из всех напитков он предпочитал красное вино покрепче, желательно французского производства – никакой новомодной бурды Нового Света, разве что бутылочка солодового виски «Лафройг» вечером. Эми не хотелось даже думать, как это сказывается на его здоровье. Сам он говаривал, что если вдруг перестанет пить, то рухнет замертво – тело не выдержит такого шока.
Кроме того, Адмирал был до некоторой степени луддитом [2] – даже мобильным телефоном не пользовался. «Когда я дома, мне звонят на номер паба, – говаривал он. – А если меня нет, пусть оставят сообщение. Ничего такого срочного, что не может подождать пару часов».
Подобные доисторические воззрения распространялись и на остальную технику. Эми долго пришлось убеждать хозяина в необходимости заменить старую барную кассу современной электронной моделью. Еще сложнее было уговорить его купить ноутбук и принтер в крошечный офис, сам он так и не прикоснулся к этим дьявольским штукам. Ей частенько казалось, что Фитц охотнее остался бы жить в пятидесятых, до того, как все эти вредные технологии стали доступны широкой публике.
2
Участники стихийных протестов первой четверти XIX в. против внедрения машин в ходе промышленной революции в Англии.
О его личной жизни достоверно было известно лишь одно: в интимных отношениях с местными не замечен. Эми вполне осознавала свою привлекательность; за долгую работу в пабах она привыкла к заигрываниям боссов, однако Адмирал и пальцем к ней не притронулся. Он абсолютно точно не был геем, но его романтические связи – как и многие другие аспекты жизни – оставались тайной за семью печатями.
Несмотря на раздражающие моменты, Эми была всецело предана шефу, хорошо помня, с каким великодушием он принял ее по приезде в Крэбуэлл.