— Друг?

— У меня много друзей. — Мерир закрыл рампу и направился к отсекам с сидячими местами возле кормовой секции «Грозовой птицы». — Также мой друг расшифровал идент-сигнал. Звездолет называется «Копье истины».

— Наш прежний корабль? — Галедан покачал головой. — Но как он…

— Да, мой прежний корабль, врученный мне Императором. Лев забрал его у меня над Зарамундом. Потом примарх или простодушный Корсвейн передал его Белату. Интересно, куда этот льстивый болван подевал собственный космолет?

Усевшись на скамью, Астелян сжал кулаки.

— Возможно, Лютер собирался сделать «Копье истины» своим флагманом, — добавил он и посмотрел на Галедана. — Я забираю мой корабль обратно, старый друг. Ты со мной?

Шаги Льва по рампе «Грозовой птицы» звучали необычно громко. На горе царило безмолвие, нарушаемое только урчанием корабельных двигателей на холостом ходу и вздохами ветра над заснеженными скалами. Пурга усиливалась, налетала плотными, сероватыми от пепла вихрями. Облака над пиком были почти черными, озаренными снизу оранжевым блеском. Казалось, что Альма Монс превратилась в вулкан.

Но бурю подсвечивала не лава. Ночь обернулась сумерками из-за фосфекса, горящего прометия и радиационного сияния, что струилось из зияющих отверстий в скалах, пробитых во время атаки Крыла Ужаса. Наполненный внутренним светом Привратник походил на гигантскую праздничную свечу, вершину которой окутывала многоцветная дымка.

Оглянувшись, Эль’Джонсон посмотрел на оцепление в полукилометре внизу по склону. Редлосс отсалютовал примарху топором с крыши своего «Спартанца». Дальше стояли другие бронемашины, перекрывшие широкую дорогу в предгорья. Патрули легионеров, пеших и на «Лэндспидерах», пересекали разоренную пустошь между укрепленными сторожевыми постами.

Фарит старался изо всех сил, чтобы заблокировать Альму Монс, и Лев даже вызвал сюда с границы Иллирии часть воинов, не принадлежащих к Крылу Смерти. Впрочем, это ничего не меняло. Если Кёрз пожелает сбежать, он найдет способ. Разве не спасся Ночной Призрак с «Непобедимого разума», когда флагман в боевой готовности, с отключенными телепортами висел в вакууме на орбите Макрагга?

Но хотя Эль’Джонсон понимал, что Конрад способен в любой момент выскользнуть из сети, Темный Ангел знал, что его враг так не поступит. Владыка I легиона не просто так прибыл на «Грозовой птице» и открыто вышел на главную дорогу, заявив о своем появлении столь же громко, как если бы загремели фанфары и тысяча космодесантников провозгласила его имя.

Лев хотел, чтобы Кёрз знал: охотник пришел за ним.

Один.

Уязвимый.

По крайней мере, так решит Конрад. Эль’Джонсон бросал ему вызов. Повторял приглашение самого Кёрза, когда-то предложившего переговоры на Тсагуалсе.

В тот раз Лев позволил себе впасть в заблуждение, что Конрада еще можно исправить. С рук Ночного Призрака стекала кровь вырезанного Трамаса, но Эль’Джонсон все еще видел в нем заблудшего брата, как и в Хорусе. Лишь заглянув в глаза неприятеля, вцепившись Кёрзу в глотку, пока тот душил его, примарх осознал, как глубоко пали изменники.

Что бы ни думал Сангвиний, в Конраде не осталось ничего человеческого. Он выродился в дикого зверя, который заслуживал только смерти. Восстание против Императора и нападения на братьев были его личным выбором.

Да, как бы ни изменился Ночной Призрак, он всегда делал выбор. Он мог бы честно договориться со Львом, прийти к соглашению, которое остановило бы их войну и спасло жизни миллионов.

Кёрз поступил иначе, и, встретив его взгляд, Эль’Джонсон отчетливо понял одно: «Конрад хочет моей смерти. Он всегда жаждал убить меня — или за какое-то мнимое оскорбление, или потому, что я сохранил верность, хотя тоже жил и страдал во тьме. Возможно, во мне воплощено то, что Кёрз ненавидит в себе?

Ну что ж. Выходи, если осмелишься».

Так решил Лев, когда отвернулся от своих воинов и начал подниматься в гору. Щебень разбитой дороги скрипел под сабатонами через растущий слой снега. Все было просто и сложно одновременно. Просто до такой степени, что Эль’Джонсон предложил себя в качестве приманки. Сложно, поскольку Конрад мог тут же разглядеть ловушку.

Итог зависел от того, верил ли Ночной Призрак, что ему по силам убить брата.

Примарх извлек из ножен Львиный Меч. Бледный свет отразился на клинке, выкованном искусными терранскими оружейниками и способном разрубить любой доспех. Лев принял его от Редлосса перед тем, как войти вместе с Жиллиманом в Каструм Макрагг Цивитас и сразиться с Кёрзом. Ему нравилась мысль закончить работу тем же клинком, что начал ее.

Свернув с изрытой воронками дороги, Эль’Джонсон пошел прямо на северо-восток, к еще горящим руинам первой иллирийской заставы, до которой оставалось два километра. Синеватые всполохи пламени подсвечивали каменную ограду и оплавленные феррокритовые башенки. Холодный ветер, набирающий силу, принес едкий смрад фосфексных испарений.

Широко шагая, Лев быстро приближался к цели.

Вопрос о победителе оставался нерешенным с самой Тсагуалсы. Исход во многом зависел от точного способа, места и времени нападения. Существовала вероятность, небольшая, но реальная, что Эль’Джонсон не успеет отразить смертельный удар. Если он замешкается не вовремя, если ситуация окажется идеальной для Конрада, то Кёрз покончит со Львом в мгновение ока.