За бегущей строкой следовал показ самых одиозных моделей.

"... Женщинам в стиле вамп советуем полную эпиляцию волос на голове и накладные ногти длиной три сантиметра. На наших ногтях вы обнаружите отличную гравировку, выполненную в стиле ричмена. Фюзеляж открытый, грудь татуирована змеями и черепами..."

Он не стал вчитываться далее. Уставился в спины едущих впереди людей.

Потом поднял голову вверх. Там приближался светящийся экран с рекламами знаменитых шоу-звезд. Почему-то в последнее время он испытывал к ним особенное отвращение.

"Кажется, я прямо-таки ненавижу этих полуискусственных недолюдей с измененными формами головы, подправленными носами, бровями и ртами, - думал он, смотря на кривляния "звёзд" на огромном экране.
– Большинство из них страшно живучи и являются ровесниками моей прабабушки. Но - те же мини-юбки и декольте, что и пятьдесят лет тому назад. И те же пошлые шлягеры... Наверное, я становлюсь циником".

В поезде метро было невыносимо жарко. Он мчался в сильно разогреваемой на солнце прозрачной стеклопластовой трубе. До Иоганна доходили слухи, что некогда в Ростове метро было подземным. Но потом оно обвалилось: город стоял на слоях ракушечника, да и близко подходили грунтовые воды. Теперь только на одной из диких окраин, вблизи ростовской стены, метро на протяжении километров трёх, не более, по-прежнему уходило под землю.

Бывал он однажды на той окраине...

Там, вдали от центра, около начала городской свалки, располагались совершенно жуткие сооружения. Например, завод по выращиванию вегетарианских синтепродуктов: прозрачное здание, спиралью уходящее, казалось, за небесный свод... Именно здесь, к примеру, производили всяческий попкорн, чипсы и шопснабы.

Или, Аграр Биг Юзин... Снаружи завод выглядел как огромное черное здание без окон, иглой прокалывающее небо. Облицованное искусственным мрамором. На конце шпиля-иглы был водружен громадный памятник быку-донору, мясо которого выращивали на всех этажах этого заведения. Перед этим комплексом был "вечный огонь": вернее, голографическая иллюзия огромного огня, высотой в несколько метров.

В комплексе приходилось бывать некоторым обозревателям, например, Зосиме Старову. Он рассказывал Иоганну, что внутри предстает зрелище не для слабонервных. Громадные, растущие на глазах, ляжки, сердца, печёнки... "Росли бы уж лучше готовые колбасы, что ли", - подумал Иоганн, слушая его рассказ.

"Ростов так и остался для меня странным, безумным миром на окраинах вселенной... Вобравшим и футуристические картинки прошлых эпох, и жилые развалюхи-курятники, с туалетами на улицах", - подумал журналист, проносясь над городом в прозрачной трубе метро.

Выйдя на платформу наверху, Иоганн немного задержался у газетного киоска. Поискал глазами, по ежедневной привычке, среди всяких там "Новостей спорта", "Плейбоев" и многочисленных "Личных дел" и "Секс-новинок", свою родную "Новости дня"... "Достойная, беспристрастно говоря, газетенка, - усмехнулся он.
– Даже чуть-чуть информации есть. Дезы, конечно, больше. Но - как иначе? Нужно же развлечь публику. Ну, и политика, однако... А значит, сплетен побольше, или полить кого грязью, под заказ... Да, с нашей по читаемости может поспорить только "Недельный калейдоскоп" и "Вести отовсюду". Шефуля неплохо раскрутился".

На эскалаторе метро Кролас спустился вниз, и вскоре его выплюнуло на улицу, в толчею и смрад.

Первое время Ростов его шокировал и выталкивал. И вытолкнул бы, как нечто инородное, из своих недр. Если бы он не скрывал старательно своё "пейзанское грэндфазёрство", как выражались его друзья, имея в виду его сельское происхождение. Особенно тщательно нужно было его скрывать от потенциальных работодателей... И, в конце концов, он выбился "в люди", то есть, нашел постоянную работу с возможностью оплачивать жильё и еду.

Ему казалось, что с самых времён основания этого города и вплоть до сего дня, здесь никогда не шёл дождь. Всегда раскалённые, громадные и совершенно жуткие строения упирались в пустое белёсое небо, похожее на театральную декорацию.

"В общем, я и до сих пор не знаю, люблю ли я Ростов...Или - ненавижу. Впрочем, это только Отцы Города его перманентно любят, клянясь ему в верности. Когда выходят на трибуну, венчающую Пирамиду, во время демонстраций. В своих белых тогах, украшенных шитьём и бисером. Или, в праздничных анкюлотах. Им очень легко его любить", - подумал Иоганн.

Миновав Садовую, журналист вышел на площадь.

А вот и ростовская Пирамида на площади. Украшенная надписью: "Эхнатону - благодарные ростовчане". А вокруг - конечно же, девицы из числа тех, кто согласен рекламировать всё. Даже памперсы гипертрофированного размера с такой же гипертрофированной соской во рту.

"Пирамида слоится, как ростовские пиплы, - сравнил мысленно Иоганн.
– Она отображает всю общественную жизнь Ростова. Во время демонстраций, на верхней платформе, пристроенной к срезанному верху Пирамиды, народу предстают офисные матёрые чинуши. Как обычно, на громадных "котурновых" задвигающихся шпильках ультрасовременных туфель и в металлоцеллофановых анкюлотах. Блистая своей дорогой одеждой... Потом идут средние ярусы: там устанавливаются баннеры. Чем выше - тем более крупные. И тем дороже платит заказчик. Ну, а в самом низу, кроме времён демонстраций или разгонов, - присутствуют так называемые "памперсные дивы": те, кто готовы на всё. В том числе, рекламировать памперсы гипертрофированного размера с такой же гипертрофированной соской во рту. И даже, почитают такую работу за счастье... Поскольку, в памперсные дивы, чаще всего, набирают девушек, что вошли в город с пизанс-территорий: сельских районов, где жить совершенно невозможно. Они попадают в город, обнесенный толстыми стенами, через "Полночные" врата. Те, которые нелегально открываются только ночью и только для девушек-селянок.