И самым ценным из всего являлось его расположение. Внимания и поддержки военачальника, обладающего влиянием Даравека, хватило бы, чтобы толкнуть любую группировку на безумства. Подобные покровители попадаются по-настоящему редко.

Я услышал, как рядом со мной Илиастер испустил такой же вздох благоговения перед богатством и возможностями, предложенными столь царственно. Но Даравек еще не закончил.

– А еще, – добавил он сквозь стиснутые черные зубы – если ты хочешь душ, то я предлагаю тебе души Эзекиля Абаддона и его жалкого Эзекариона. Только попроси, и они твои. Я пожну их своим собственным клинком, одну за другой, когда наши флотилии вступят в бой.

Саронос склонил голову, принимая слова Даравека, а затем повернулся к Абаддону.

– Мы услышали предложение, сделанное Тагусом Даравеком из Воинства Легионов. Что предлагаешь ты, Эзекиль Абаддон из Черного Легиона?

Мой повелитель ответил Сароносу не сразу. Он попросил минуту, чтобы переговорить с братьями, и обернулся к нам троим, поочередно обводя нас взглядом.

– Я снова думаю о словах Морианы, – тихо произнес он. – Что «величие требует жертвы». Что «нельзя убежать от того, что должно сделать». Я сомневаюсь, что она абсолютно верна нам, и не доверяю ее нерушимым представлениям, однако в сказанном ею присутствует холодная истина. Она видела этот момент – не собравшихся здесь и не грядущие предложения – но она знала, что придет время, когда потребуется сделать великое предложение. И вот мы здесь, и ее слова эхом отдаются у меня в голове. Необходимость жертвы.

Он сделал жест в моем направлении, указывая на мою руку:

– Хайон, ты сам это продемонстрировал нынешней ночью. Пожертвовал своей рукой. Претерпел крупную потерю ради достижения еще более крупной победы. Без этой потери ты бы умер. Сколько мифов и легенд вырастает из таких же зерен? Во множестве историй преподносится, что жертва лежит в основе эпохального прогресса. Как много воинов за всю историю положило собственную жизнь за то, чтобы выжили их народы?

Впервые за несколько лет он выглядел умиротворенным, как будто принимаемое им решение противодействовало напору на его душу.

– Если ты хочешь воззвать к Богу Войны, то убиваешь в его славу и рискуешь умереть сам. Если воин желает примкнуть к нашему новорожденному Легиону, он вынужден соблюдать баланс между личной славой, персональной свободой и нашим общим делом. Он сражается не только под моим знаменем, но и под своим собственным. Срезает с доспеха символы своей прошлой жизни и красит керамит в черный. Все это жертвы. Жертвы, принесенные ради приобретения чего-то большего.

Абаддон сделал паузу, уже не глядя ни на Телемахона, ни на Илиастера – только на меня:

– Жертва имеет смысл лишь когда отдаешь нечто драгоценное. Искандар, ты знаток ритуалов: колдун, философ. Разве все не так?

Я подумал о моем отце Магнусе и о ритуале, который он провел, чтобы передать весть Императору. О множестве подмастерий и культистов, лежавших мертвыми на оскверненных алтарях еще до того, как нас сделали Экскоммуникате Трайторис. Это сработало, однако последствия оказались разрушительными.

Я подумал об Аримане – о моем отважном, глупом, любимом и ненавистном брате Аримане – и о сплетенной им Рубрике, которая уничтожила наш Легион. Он не принес в жертву ничего по-настоящему ценного. Он считал, будто стоит превыше всего, и его покарали за скверную попытку обмануть Изменяющего Пути.

Я подумал о жертвоприношениях, которые совершил за множество лет в ходе ритуалов, призывов, связываний… Столь многие из них включали в себя кровь и смерть, и для самых мощных требовалось жертвовать самым дорогим. С демонами нельзя иметь дела, не принося им жертв. В расправе над незнакомцем нет практически никакой силы, нет эмоционального отклика. Убийство близкого брата, предательство его доверия – поступок, разносящийся по всему варпу.

– По своей сути, – наконец, ответил я, – жертва должна дорого обходиться дающему. В противном случае это всего лишь подношение. Настоящие жертвоприношени подпитываются такой глубиной эмоций, что их эхо попадает в не-реальность. Такие дары варп слышит, и именно на них он чаще всего отвечает.

– Такие дары слышит история, брат, – Абаддон улыбался, хотя у него на лице не было веселья.

Он отвернулся от нас и зашагал к Сароносу. За прошедшее время серый воин не шелохнулся.

– Что ты предлагаешь, Эзекиль Абаддон?

Абаддон произнес свое предложение. На него потребовалось куда меньше времени, чем на многочисленные посулы Даравека, и оно завершилось раньше, чем я успел его остановить.

Я бы попытался. Так я сказал себе впоследствии и сохранил свое мнение по прошествии всех последующих лет и войн. Знай я, что он предложит, я бы попытался его остановить. Но он заговорил, сказав одну-единственную фразу, и у меня хватило времени лишь на то, чтобы в ошеломлении уставиться на него.