Сил, чтобы ему сопротивляться, у Маринетт не было. Да и желания, если честно, тоже. Лука оказался очень проницательным — не в меру даже, пожалуй. Маринетт совершенно не хотела слышать всего того, что он говорил, по полочкам раскладывая осколки её разбитого сердца, но его слова несли какую-то живительную боль. Она впервые за прошедшее с момента расставания с Котом Адрианом время почувствовала себя.

Вот она, душа-то, — порванная, силой отобранная обратно, заклеенная пластырями с пиратскими черепами, которые Лука всегда носил с собой в кармане на случай, если Маринетт поцарапается.

Она больше не задыхалась в прохладе ночного Парижа, а покрывалась мурашками на короткие мгновения, пока на плечи не ложилась объёмная кофта, пока кольцом не смыкались вокруг неё тёплые руки.

Маринетт запрещала себе думать, что хочет согреться в кольце не этих рук. А Лука знал это и пытался сделать ещё больше, чем мог.

***

Он не был её мечтой, но Маринетт изо всех сил старалась это исправить — мучить ещё и его совсем не хотелось. Ей хватало осознания того, что Лука всё прекрасно понимает.

В противовес первому впечатлению Лука был спокойным и рассудительным — сглаживал их споры, всегда мог найти какое-то общее мнение. Их отношения были… безукоризненными — именно так охарактеризовала бы их Маринетт, если бы кто-то спросил. С Лукой ей было лишь комфортно и надёжно, и она часто почти молилась, чтобы у неё получалось показать ему больше. Лука был потрясающим, достойным гораздо лучшей спутницы жизни, но его выбор почему-то слепо пал на неё.

Маринетт негласно была для него на первом месте, и этого первенства ей было слишком много. Кот Нуар много лет назад говорил ей-Ледибаг, что она для него словно недосягаемая звезда, которую хочется достать любой ценой и спрятать за пазухой, ни с кем не делиться её светом. Лука же будто бы обжигался, но скрыться ей не позволял.

Он подстраивался под неё — под любое изменение, любое решение, любое состояние. Он подстраивался под Маринетт, и она отчётливо понимала, что этого не заслуживает.

***

Сделав Маринетт предложение ещё в её двадцать один, Лука терпеливо ждал; сначала она заканчивала институт, потом упорно искала работу, доведя несколько фирм до конкуренции за неё, а к двадцати трём добилась «испытательного срока» у Габриэля Агреста.

Маринетт знала, что Луке это не понравится, но всё решило напоминание о том, что это была цель последних тринадцати лет, и новость, что у них будет ребёнок. Четыре следующих года пролетели незаметно, и Маринетт, набравшись смелости и понимая, что глупо тянуть, заговорила о свадьбе сама. Тогда же произошла первая за десять лет ссора — Лука впервые стоял на своём не желая видеть на торжестве Адриана, причинившего ей столько боли десять лет назад.

Ссора эта была совсем недолгой — Лука сдался и уступил, как это всегда бывало. Маринетт с тоской, от которой хотелось выть, подумала, что Кот Адриан любым способом получил бы желаемый результат.

***

В тот день, когда они с Адрианом встретились первый раз за десять лет, Маринетт ждала его, конечно, пусть и снова устроила случайную встречу. Она стояла спиной к лестнице в холле, по которой он должен был спуститься после фотосессии, и делала вид, что внимательно изучает экран телефона.

Но он был выключен и нужен был лишь для того, чтобы увидеть Адриана за спиной.

Маринетт с трудом совладала с собой; она ведь не знала, что он испытывает к ней сейчас. Может, по-прежнему ненавидит и не хочет знать?

Прикосновение тёплой ладони к плечу выбило её из колеи.

— Ой, Адриан! — Маринетт вздрогнула против воли, снова почувствовав себя так же, как много лет назад, когда робела перед ним. Самообладание вернулось после долгих уговоров. — Какой ты уставший… Совсем тебя замучают!

…только Тикки знала, что Маринетт украдкой наблюдала за Адрианом, но не могла её винить — она осталась единственным существом, знавшим ту боль, которой была пропитана её подопечная насквозь, которая и сейчас пронзала Маринетт, плавила изнутри.

Это их общая боль, она была, есть и будет, как бы сильно они не старались сделать из себя счастливых.

— Если честно, — продолжила Маринетт, с трудом подбирая слова, — я именно тебя тут жду. Я помню, конечно, о чём ты просил меня в нашем последнем разговоре…

— Маринетт, послушай, — Адриан перебил её, не дав договорить, — я все десять лет виню себя за те слова…

— Не стоило так долго, — Маринетт улыбнулась, хотя ей казалось, что она вот-вот заплачет. — Что было, то прошло, надо жить настоящим. Ты был… не последним человеком в моей жизни, одним из самых важных, если честно. И как Адриан, и как… Ты понимаешь. — Адриан отрывисто кивнул. — Скоро я выхожу замуж, и я хотела бы видеть тебя на моей свадьбе.

Маринетт осознала, что в этот миг своими же словами закончила свою жизнь.