– 20 июня 1941 года огнем советской зенитной артиллерии над полуостровом Рыбачий обстрелян еще один бомбардировщик Ju-88: убит бортинженер унтер-офицер Йозеф Хаузенблас (Josef Hausenblas), ставший, пожалуй, первым убитым в ходе советско-германского конфликта (там же).

Таким образом, Германия и СССР еще не начали войну, но самолеты обоих государств уже безо всякого стеснения летали над стратегическими объектами друг друга и стран-сателлитов, вели воздушные бои и подвергались полновесному воздействию зенитной артиллерии. О какой же внезапности может идти речь?..

Бомбардировщик Ju-88 – самый массовый двухмоторный самолет Люфтваффе

Это подтверждает и сам командующий Северным флотом – А. Г. Головко: «…война, развязанная немецким фашизмом в Европе, все ближе придвигалась к нашим государственным границам… Ни у кого из нас, кто размышлял над обстановкой и присматривался к поведению гитлеровцев, не было уверенности, что мы доживем до лета без войны» («Вместе с флотом», с. 14). Прославленный адмирал даже главу своей книги так и назвал: «Неожиданность, которую ждали». Если Головко не думал «дожить до лета без войны» еще весной 1941 года, то что же он должен был думать, прислушиваясь к стрельбе своих собственных зениток, паливших по немецким самолетам-нарушителям 19–20 июня? Ведь снаряды советской зенитной артиллерии рвались буквально над его головой! А то и думал: «Они (прим. автора: немцы) сами же в течение нескольких суток, предшествовавших началу войны, дали нам понять, что нападение совершится если не с часу на час, то со дня на день» (там же, с. 19). Или вот еще одна цитата – в отношении «визита» немецкого самолета-разведчика 17 июня: «Моментально все стало ясно – начинается война. Иначе на такое нахальство – пройти над главной базой флота – даже гитлеровцы бы не отважились» (там же, с. 20). Отметим: «ясность» наступила за пять дней до начала войны. В этой связи примечательно и другое откровение флотоводца, касающееся 21 июня: «Просмотрел за чаем вечернюю сводку. Привлекли внимание данные воздушной разведки. В течение дня были обнаружены: на подходах к губе Петсамо тральщики; в самом порту, на рейде, пятнадцать тральщиков; на рейде Варде – транспорт; в Перс-фиорде – транспорт… В общей сложности за сутки из Петсамо вышли восемь транспортов и вошли в гавань три транспорта, два рыболовных траулера, один сторожевой катер» (там же, с. 24).

Потрясающий архивный документ за подписью адмирала Кузнецова приводит современный историк Марк Солонин в работе «Три плана товарища Сталина». «Особого внимания, – пишет Солонин на с. 57 сборника «Правда Виктора Суворова. Окончательное решение», опубликовавшего его статью, – заслуживает следующий документ. 4 июня 1941 г. нарком ВМФ Н. Кузнецов направляет заместителю Председателя СНК (т. е. заместителю Сталина) Н. Вознесенскому докладную записку № 1146. Гриф секретности документа: «совершенно секретно, особой важности». И это действительно документ особой важности для историка – в нем впервые рядом со словосочетанием «военное время» появляются абсолютно конкретные даты:

«Представляю при этом ведомость потребности наркомата ВМФ по минно-торпедному вооружению на военное время с 1.07.1941 по 1.01.43. Прошу Ваших указаний об увеличении выделенных количеств минно-торпедного вооружения, учитывая, что потребность в них на 2-е полугодие 1941 в/г составляет 50 % от общей потребности на период до 1.01.43 г.» (ГАРФ ф. Р-8418, оп. 25, д. 481, л. 32–33).

Говоря об истинных планах советского руководства, с потрясающей ясностью раскрываемых в этой совершенно секретной (и, заметим, вполне рутинной) бумаге, любопытно отметить, что ориентировочная продолжительность загадочной войны – ровно полтора года. И что в первые ее шесть месяцев, приходящихся на второе полугодие 1941 года, планируется израсходовать половину запрошенных мин и торпед. Это – план войны не оборонительной, а «молниеносной». Будет крайне интересно проследить судьбу этого пока избежавшего уничтожения документа, имея в виду объявленную президентом России «оцифровку» и открытие соответствующих архивных фондов. Если же послание уже умершего адмирала расстрелянному после войны Вознесенскому таки переживет это мероприятие, то любопытно, как идеологические подручные нынешнего российского руководства собираются объяснять его суть в свете объявленной борьбы с «переписыванием истории». Из всего, сказанного советскими флотоводцами, становится ясно: для РКВМФ немецкое нападение никак не могло быть «неожиданным» или «внезапным». К морской войне с немцами давно готовились, ее планировали, ее ждали.

Командущий Тихоокеанским флотом флагман 2-го ранга Н. Г. Кузнецов в 1938 году

«Субботний день 21 июня, – пишет Кузнецов, – прошел почти так же, как и предыдущий, полный тревожных сигналов с флотов. Перед выходным днем мы обычно прекращали работу раньше, но в этот вечер на душе было неспокойно, и я позвонил домой: «Меня не жди, задержусь…» («Накануне», с. 297). Жена адмирала, разумеется, «не удивилась»… Итак, нарком ВМФ обеспокоен настолько, что в субботу вечером решает не идти домой, а остается «ждать у моря погоды» в своем кабинете. Между прочим, его подчиненные (включая и Головко) после демонстративных посещений театров и прочих культурно-развлекательных заведений тоже идут не к женам, не в баню и не к любовницам, а сидят в кабинетах и напряженно читают разведсводки. И это все – еще до звонка наркома обороны Тимошенко, раздавшегося лишь в «11 вечера 21 июня»! Просто медиумы какие-то советским флотом командовали! За этим звонком следует визит в расположенный по соседству наркомат обороны и разговор с Тимошенко и Жуковым. Первый извещает о возможном нападении Германии, второй показывает проект знаменитой невнятностью «предупреждающей» директивы – «не поддаваться на провокации!». Без каких-либо признаков удивления, страха или других эмоций Кузнецов приводит флоты в состояние полной боевой готовности и с сознанием честно выполненного долга садится ждать дальнейшего развития событий. Примерно в 03.15 ночи из штаба Черноморского флота, наконец, сообщают: «Началось!». И вот, после всего этого напряженного ожидания «сами-знаете-чего», Кузнецов пишет: «И хотя всем ходом событий я в какой-то степени морально был подготовлен к возможному нападению фашистской Германии на нашу Родину, это известие ошеломило меня» («Курсом к победе», с. 318). Вот те на: еще один «ошеломленный»! А что же вдруг произошло с даром предвидения, хладнокровным ожиданием войны и сверхсекретным требованием Вознесенскому от 4 июня 1941 года – «шлите побольше мин, да торпеды не забудьте»?..

Загадочное сочетание: с одной стороны – полная уверенность в неминуемой, скорой и долгой войне, с другой – «ошеломленное» состояние, последовавшее за ее давно вроде бы предсказанным началом… Воспоминания самых различных советских военачальников и флотоводцев чуть ли не дословно повторяют друг друга. Предлагаю читателю ради интереса посчитать, сколько раз слова «ошеломленный», «пораженный» и «изумленный», употребленные в указанном контексте, встречаются в процитированных мной мемуарах советских военных! Орден «ошеломленных» меченосцев во главе с «потрясенным» магистром-вождем – И. В. Сталиным!

Помня о том, как внимательно читал адмирал Кузнецов зарубежную прессу накануне войны, я решил последовать его примеру. Благо, что архив американской The New York Times доступен каждому желающему в Интернете. Свой поиск я сознательно ограничил периодом с 1 января по 22 июня 1941 года: иначе, подозреваю, пришлось бы писать отдельную книгу. Потратив десять долларов и два часа времени, я убедился в том, что советский флотоводец не зря вчитывался в подготовленные референтами отчеты…