– Майлз?
– повторил он, словно не знал никого с таким именем.
– Мало ли что тебе наплёл этот мудозвон. По-твоему здесь лучшее местечко, чтобы пустить корни кому-то из элиты? Или, может, я один в один похож на того иерарха, с которым ты столкнулся в своём приюте? Я похож на него?

Я молчал, потому что не знал, какой ответ правильный. Был ли он похож на иерарха? Однозначно, нет. Но он и на человека не был похож.

– Майлз сказал...

– Не слушай ты всяких придурков.

Но я не унимался.

– Если бы ты был из пробирки, тебе бы не нужны были те фотографии или эти карты.

– А если бы я был энитом, мне бы они охренеть как понадобились, так что ли?

Я настаивал на своём, потому что инстинктивно понимал: он бы не стал так рьяно доказывать обратное, если бы его это не задело. Он бы сказал мне убираться, потеряв интерес к спору. Я надавил на больное место, и он отреагировал протестом, как и полагается любому живому существу.

– Знаешь, как называется такая логика? Женская.
– Многорукий перешёл в контрнаступление.

– Любой на твоём месте был бы рад услышать, что его приняли за энита. А ты... словно отмыться от этого пытаешься.

– Может, я их ненавижу, а?

– Тогда ты тем более не из пробирки. У искусственных на генном уровне прописана любовь и бесконечная преданность энитам.

– Это тебе тоже Майлз сказал?

– Нет, это любой дурак знает.

– Даже такой как ты?

– Как видишь.

Затягиваясь, он смотрел на меня уже не как на крошечную женщину, а как на большую проблему.

– Какая тебе вообще разница, кто я такой? Если это просто любопытство, то это тоже сугубо бабская черта характера.

Он бил по самым очевидным уязвимым местам. Я его просто не узнавал. Это же было слишком просто в его понимании. Тогда зачем опускаться до такого примитивизма в разговоре с сопляком вроде меня?

– Я ухожу, - пробормотал я, собирая карты со стола.

– Решил сбежать? Это опять-таки бабский поступок.

Я не собирался спорить, пряча колоду в карман и направляясь к выходу. Многорукий меня не останавливал, лишь кинул вслед:

– Принеси мне выпить!

Когда я оказался за дверью, то сообразил, что на мне не было "бронежилета", но возвращаться за ним не стал.

ГЛАВА 10

Это был первый раз, когда я вышел на улицы поздно вечером. Если не считать, конечно, той ночи, когда я вообще здесь появился. С тех пор прошло не так уж много времени, но почему-то я чувствовал себя повзрослевшим на несколько лет.

После захода солнца в городе становилось особенно людно и, как ни парадоксально, ярко. Вечером на улицах было светлее, чем в иной день. Разноцветный неон и фонари превращали эту дыру в пёстрый калейдоскоп.

Но сегодня всё было иначе. Темноту рассеивал лишь тусклый свет из окон, в которых горели свечи. Я еле добрался до бара Майлза и Фрика, и маршрут показался мне совершенно незнакомым.

Музыка не встретила меня с порога. Внутри было мрачнее, чем обычно, но это добавляло атмосфере шарма, а сигаретный дым - мистики.

Людей было мало.

Я прошел к барной стойке чуть ли не на ощупь, наступив на ногу кому-то из гостей и услышав о себе много нового.

– Пошёл отсюда, шкет, малолеткам не подаём!
– рявкнул Майлз, когда я сел на высокий стул.

– Я карты принёс.

– А, это ты! Глаза совсем паршивыми стали, а тут еще свет отрубили.
– Он приблизил импровизированный подсвечник из бутылки.
– Тебе принести чего?

– Я не голоден.

– Ничего не говори. Сейчас дам тебе попробовать сыра и вяленого мяса, а?

– Звучит круто.

– И молока.
– Он убежал, наплевав на требовательных клиентов, которых пришлось обслуживать терпеливому Фрику.

– Почему нет света и музыки?
– спросил я у него, и он махнул рукой.

– Неполадки на подстанции. Такое часто бывает.

– У нас свет был, когда я выходил.

– У Многорукого свой генератор. Весь остальной город платит Мэду за электричество.

– А почему вы не поставите свой генератор, как Многорукий?

Фрик посмотрел на меня, как на чокнутого.

– Нельзя.

– И долго так будет?

– По-разному. День-два. Бывало и на неделю отрубало.

Я тоскливо посмотрел на пыльные колонки, висящие по углам, и Фрик догадался, что именно меня так волнует.