– Но это же очень вкусно, – заверила я. – Мне хочется именно этого.

Чего мне действительно хотелось, так это остановить выматывающую тошноту, и оказалось, что избавиться от дурноты можно, только когда ешь ананасы или едешь верхом. Мартин рвался позагорать у бассейна и почитать. Я рвалась скакать по горам. Обычно мы легко находили общий язык, но тут внезапно разошлись во мнениях. Меня после конной прогулки тянуло завалиться в кровать и проспать до обеда. Мартину же именно в это время хотелось запрыгнуть в машину и отправиться исследовать окрестности. Проблемы в нашем раю копились два дня, но наконец их стало слишком много.

– Ты в порядке? – интересовался Мартин, косясь на мой неизменный выбор блюд.

– А ты в порядке? – интересовалась в ответ я, глядя, как он снова уткнулся в «Последнее искушение Христа».

– Это отличная книга.

– Мне вчера дали отличного коня.

– Ты уверена, что все хорошо?

– Да. Все хорошо.

Но я уже начинала волноваться: может быть, со мной действительно что-то не так? Может, меня какая-нибудь тропическая муха укусила? Алкоголь вон тоже стал отвратительным на вкус… И моя усталость – может, это какая-нибудь особо неприятная простуда? Почему я чувствую себя лишней, когда вижу Мартина снова уткнувшимся в книгу? Действительно ли я так беззащитна? Я взялась за свой дневник. Две недели в раю стали уже походить на год в аду. Мы ехали сюда расслабиться. Мы две недели работали над тем, чтобы расслабиться. К концу второй недели Мартин обзавелся отличным загаром. Я покрылась веснушками и раздалась в талии – манная каша не прошла бесследно.

Вернувшись в Лос-Анджелес, я первым делом отправилась к своему врачу в Беверли-Хиллз. Должно же быть какое-то объяснение моему состоянию! И, как оказалось, оно действительно было, просто замечательное: я беременна. Моя тошнота – не что иное, как острое проявление обычного утреннего токсикоза. Позвонив Мартину, я сообщила ему новость.

– Дитя первой брачной ночи, – объяснила взволнованно. – Врач посчитал срок.

Я и с мамой связалась, чтобы поделиться вестями. С того конца провода до меня долетел далекий долгий вздох.

– Будем надеяться, что ты не слишком поспешила с ребенком, – наконец услышала я. После того звонка мы с ней не общались несколько месяцев.

Честно говоря, отношения у меня испортились не только с мамой. Я поссорилась со своими редакторами и даже с лучшей подругой Джуди Бахрах.

– Ты уехала из Вашингтона писательницей, а теперь ты просто жена, – обвиняла меня Джуди.

Беременность лишний раз подтверждала мое предательство. Я превратилась для Джуди в одну из «них».

И я действительно превратилась в одну из «них», если понимать под «ними» людей мира кино.

В отличие от сценария «Таксиста», талантливого и тщательно выписанного, сценарий фильма «Нью-Йорк, Нью-Йорк» требовал доработки. Мартин решил, что мне следует заняться им совместно с его другом Мардиком Мартином и собственно автором сценария Эрлом Мэк Рочем. Я была рада, даже в восторге от того, что снова займусь творчеством. Если редакторы не желали больше видеть мои статьи о фильмах, я решу эту проблему тем, что буду писать для фильмов.

Теперь по утрам мы отправлялись на студию вдвоем. Как и во времена «Таксиста», мы с Мартином вновь были очарованы идеями и обществом друг друга. А вот работа с Мардиком оказалась не из легких, да и ему со мной пришлось сложновато. Во-первых, на время беременности я отказалась от алкоголя. Я больше не курила. Не употребляла напитки с кофеином. Я выполняла все советы, которые мне дали, чтобы выносить и родить здорового ребенка. Наш продюсер, Ирвин Уинклер, устроил мне вечеринку в честь будущего малыша. На фотографиях, сделанных в тот день, я буквально свечусь. Беременность мне очень идет. Да и Голливуд мне идет. Я была безумно счастлива работать с Мартином над его картиной. Что для меня было действительно трудным, так это работать над фильмом с другими людьми. Без алкоголя в крови я становилась нервной и подозрительной. Мне казалось, что я никому не нравлюсь, и, скорее всего, так оно и было.

«Джулия, просто делай свою работу, и всё», – внушала я себе. Моя работа заключалась в том, чтобы заставить сценарий звучать правдиво, убрать из него фальшивые ноты. «Нью-Йорк, Нью-Йорк» – это история любви между двумя музыкантами: джазовым саксофонистом и певицей – их играли Роберт Де Ниро и Лайза Миннелли. Отношения между ними должны были получиться страстными, очень напряженными. Плюс Де Ниро должен был заглядываться на других женщин. Не самый приятный материал для творчества, особенно для недавно вышедшей замуж женщины.

Эрл Мэк Роч довольно быстро понял, что его сценарий превращается в более мрачную историю, чем ему хотелось бы, и предпочел уйти со сцены. Тут-то и начались наши с Мардиком Мартином бесконечные споры о каждой фразе.

– Мне кажется, она не может так себя вести, Мардик, – жаловалась я.

– Вполне может! А вот так, как ты ее заставляешь, она себя вести действительно не станет.

Как мне казалось, правдоподобно – это когда любовь побеждает всё. Джимми Дойл (герой Де Ниро) и Франсин Эванс (героиня Миннелли) могли осознать, что единственный способ быть вместе – это пережить все измены и понять друг друга. В моих набросках к сценарию фильм заканчивался тем, что они возобновили отношения спустя годы после развала их брака. По моей задумке, то настоящее, что случилось с ними, перевешивало все неприятности. Я была оптимисткой. Вокруг меня же разворачивался совершенно иной сценарий.

Несмотря на иррациональный страх перед Миннелли, я смогла взять себя в руки и посмотреть на Лайзу ее же глазами. Передо мной предстала беспризорница, бездомная девочка, которой жизнь нанесла немало травм. Она нуждалась в помощи и поддержке – всей, что могли дать ей окружающие, от хорошей роли в сценарии до заверений в конце съемочного дня, что она действительно отлично справилась. В каком-то смысле мы с Лайзой стали неразлучны. В фильме Франсин Эванс беременеет. В реальной жизни беременной была я, и Лайза требовала, чтобы я учила ее, как играть эту роль. В фильме ее героиня – уязвимая женщина, брошенная жена. В реальной жизни это была моя роль. Мартин с Лайзой сближались всё сильнее. Они начали засиживаться за работой допоздна, потом чуть ли не до утра. А потом поползли слухи об их романтических отношениях.