— Нет, спасибо. Я попробую в другой раз.

— Как хочешь, — отвечает он и тянется за сливками.

— Сколько тебе было лет, когда ты встретила Найджела? — как бы между прочим спрашивает он.

Я опускаю взгляд в свою тарелку. Мне не хочется ему отвечать, поэтому начинаю прожевывать яйца как можно дольше.

— Мы были молоды, — говорю я наконец.

Он насмешливо улыбается.

— Найджел на год старше меня. Он не мог быть молод. Сколько тебе было лет?

— Шестнадцать, — небрежно отвечаю я, насколько могу.

Его глаза остаются тщательно завуалированными, но брови приподнимаются.

— Извращенец.

— Он не извращенец, — тут же вступаюсь я в его защиту. — Я возмущена твоим обвинением. Ты уже второй раз называешь его так. На самом деле, я была очень зрелой для своего возраста. Я не выглядела такой юной.

— Ты даже сейчас выглядишь так, будто едва стала совершеннолетней.

— У меня было раннее развитие, — настойчиво говорю я.

— Да? Когда он впервые встретил тебя, по что ты была одета?

Я чувствую себя подавленной.

— Не твое, черт побери, дело.

— Я так и думал.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Хочешь поспорим, я уже знаю, во что ты была одета?

— Я могу солгать.

— Ты не умеешь лгать.

Я даже не могу поднять глаза, поэтому хмурюсь, глядя в свою тарелку.

— Готова поспорить на платье, которое на тебе. Если ты выиграешь, то оно останется на тебе, если проиграешь, ты его снимешь.

— Очень односторонний спор, — отвечаю я.

Он мрачно смеется.

— Мне нравится такой спор.

— Я больше не хочу обсуждать с тобой свою личную жизнь, — говорю я, нарезая сосиски.

— Странно, что ты все время защищаешь этого извращенца. Если и есть в жизнь хоть что-то, что я ненавижу больше всего, так это мужчин, которые вторгаются в жизнь детей.

Гнев начинает подниматься у меня с самого низа живота. Я сначала медленно кладу нож, как будто он меня не так сильно бесит, что мне хочется ему просто двинуть.

— Прекрати его так называть, — тихо произношу я.

— Почему? Это правда.

— Это не правда. Я была уже совсем не ребенок.

— Ты была одета в школьную форму.

Я с трудом сглатываю. У меня не хватает мужества взглянуть ему в глаза. Как он догадался? Когда Найджел приехал на вечеринку, я не успела забежать домой и переодеться. Сара, племянница Найджела, у которой был день рождения, вместе со мной были в школьной форме, ели леденцы на кухне. Он вошел и посмотрел на меня так, пока я посасывала свой леденец на палочке, что заставил меня покраснеть.

И меня раздражало, что он догадался.

— Но я не была уже ребенком. Если ты думаешь, что можешь заставить меня почувствовать отвращение к Найджелу, называя его всякими мерзкими словами, можешь не утруждаться, потому что это не сработает. Мой отец тоже пытался это сделать, но это ни к чему не привело.

— Так значит твой отец солидарен со мной? — набрасывается он.

Я делаю глубокий вдох. Боже, дай мне силы.

— Тогда у него сработал отцовский инстинкт – защитить свою дочь, но сейчас он так уже не думает. Он понял, что Найджел хороший человек. — Я скрещиваю пальцы под столом.

— Хм... мне придется пересмотреть свое мнение о тебе.

Я хмурюсь.

— Какое мнение?

— Ты лжешь.

Я беру чашку и начинаю потягивать кофе.

— Почему ты думаешь, что я лгу? Потому что все врут?

— Когда последний раз ты врала?

Последний раз я сказала ему, что не хочу его видеть. Я пожимаю плечами.

— Точно вспомнить не могу.

— Хм..., — он молча ест, и поднимает на меня глаза, только когда заканчивает свой завтрак. — Ты собираешься навестить своего отца сегодня?

— Нет, я поеду завтра. Сегодня к нему поедет бабушка. — Я цинично улыбаюсь. — Мне пришлось ей солгать. Она думает, что я простудилась, и нахожусь дома с Найджелом.

Как обычно, упоминание Найджела заставляет его хмуриться.

— Меня не будет большую половину дня, но ты можешь пойти погулять по территории, покататься на лошадях, поплавать, или почитать, можешь взять любую книгу в библиотеке, посмотреть фильм в кинозале. Делай все, что хочешь. Я вернусь к ужину.

Я киваю.

Честно говоря, что его не будет почти целый день для меня настоящее облегчение. Время, которое мы проводим вместе, мне кажется, запутано нашими эмоциями и едва скрываемой враждебностью.