Дэйв и Конни пресерьезно кивали, а Битси удерживала Джин-Хо, пытавшуюся стянуть со стола расшитую скатерть.

– Стойте, стойте! – возмутился Лу. – Тюльпаны же не на букву С.

– Папа… – попытался остановить его Брэд.

– И эта травка тоже не на С.

– Названия на нашем языке, – пояснил мистер Хакими.

– О! Ага. Очень интересно.

– У вас очаровательный дом, Мариам, – говорила меж тем Битси. – Мне нравится такая смесь материй. Я же ткачиха, как вы знаете, я замечаю подобные вещи. – Она снова ухватила Джин-Хо и на этот раз взяла ее на руки. – Вы привезли все эти ковры с собой, когда приехали в страну?

– О нет, – засмеялась Мариам, – с собой я привезла всего один ковровый саквояж.

– Но персидский же саквояж, я точно знаю, с каким-нибудь чарующим узором!

– Ну да…

Саквояж она сплавила через месяц после приезда, стеснялась, что это не «самсонайт». О, в ту пору она бы не повезла из дома ковров, даже если бы для них было место. Ей требовалось все модное, стильное, практичных тонов, предпочтительно бежевого оттенка – американское-американское, говаривал Киян. Они оба восторгались западной отделкой. Лишь со временем она поняла, что они переняли худшее: обзавелись дешевыми бежевыми пластмассовыми тарелками, пустынями бледно-бежевого ковролина, креслами, которые обтянули какой-то бежевой синтетикой, простроченной металлическими нитями.

Пас перешел к Дэйву, он подхватил разговор о профессиях, и Мариам, разносившая лимонад, вино и виски со льдом (для мистера Хакими), услышала, что Конни преподавала студентам английский, сам Дэйв преподавал физику, а Брэд – биологию. Неудивительно, что члены этого семейства склонны объяснять другим, как что делается. А может быть, гены влияют и на выбор профессии? – размышляла Мариам по пути в кухню.

Рис издавал уже тот самый запах прожаренного масла, попкорна. Мариам переставила кастрюлю в раковину и выключила горелку.

Из гостиной доносился голос мистера Хакими. Очередная тема: политика, вопиюще иранская, длинная и славная история Ирана и печальный итог – Революция. Хорошо, что ей пришлось отойти, Мариам избегала подобных разговоров с любыми родственниками Зибы. Налив холодной воды в раковину, она подождала, пока от кастрюли не перестал подниматься пар, хотя вполне могла не заморачиваться. За спиной, к ее радости, послышались частые, неровные шажки.

– Сюзи-джан! – воскликнула она, обернувшись, и Сьюзен с улыбкой подняла ручки и попросила: «Вейх!»

Она старалась как можно тщательнее выговаривать, словно понимала: сейчас она осваивает язык. Мариам подхватила девочку, прижалась лицом к ее мягкой щеке. Тут явилась и Джин-Хо, прижимая к груди игрушечный трактор, залепетала:

– Кэк? Кэк?

Мариам, сообразив, вытащила из буфета печенье.

– Крекер! – сказала она, выдавая по штучке обеим девочкам. – «Спасибо, Мари-джан». – И опустила Сьюзен на пол.

Сьюзен и Джин-Хо стали катать машину друг к другу, сжимая свободной рукой печенье, усевшись так, как могут только маленькие, словно бескостные дети: на корточках, стопы широко разведены и прижаты к полу, попки зависают в двух сантиметрах от пола. Так приятно было смотреть на них. Мариам могла бы простоять целый день, ничего не делая, просто наслаждаясь этим зрелищем. Потом стало ясно, что это и был лучший момент дня. К тому времени, когда садились за стол, девочкам уже пора было спать. Ревущую Сьюзен унесли в кроватку на втором этаже, а Джин-Хо маялась на коленях у матери, все больше капризничая, хныкала, отворачивалась, когда Битси предлагала ей что-то вкусненькое. Но дурно вели себя не только дети. Для начала Пэт вздумала дать Конни совет: а не лучше ли обматывать голову симпатичненьким шелковым платком (неужто в этом семействе даже свояки считают себя вправе учить друг друга?), Конни покраснела и явно расстроилась, и Дэйв сказал:

– Спасибо, Пэт, но, на мой взгляд, Конни и так красива.

А Пэт ответила:

– О! Конечно! Что вы! Я вовсе не хотела…

И тут Битси, пытаясь сменить тему, сказала:

– Кстати, о модах. Зиба, этот хвостик у Сьюзен на голове очень милый.

Зиба на это:

– Главное, чтобы волосы не лезли ей в глаза.

Битси:

– Ах да, у Джин-Хо такой проблемы нет, потому что мы сохранили прическу, с которой она прибыла. Мы сознаем, что девочку не следует американизировать.

– Американизировать? – переспросила Зиба. – Мы не американизируем!

(«Можно подумать, кого-то можно вот так взять и запросто американизировать», – проворчала про себя Мариам. Уж она-то навидалась, как приезжие пытаются выглядеть «натурально», втиснувшись в линялые джинсы.) Похоже, Зиба все еще не чувствовала себя достаточно уверенно в обществе Дональдсонов, иначе она бы так не ощетинилась. А мистер Хакими, в свой черед попытавшись сыграть роль миротворца, лишь усугубил ситуацию.

– Но мы забываем про нашу хозяйку! – рявкнул он. – Прекрасное угощение, дорогая моя, и вы были так добры, избавив Зибу от хлопот.

– От каких хлопот? – возмутилась Зиба. – О чем вы говорите? Мы могли бы принять всех у нас дома! Я так хотела позвать всех к нам.

– Ты хотела? – изумилась Мариам.

– У нас и места больше! Я же вам говорила! Не пришлось бы тесниться вокруг стола на садовых и раскладных стульях и кухонных табуретках!

Мариам сказала:

– Но ты же вроде бы говорила…

Впрочем, она уже толком не помнила, что говорила сама и что говорили ей. Не получалось мысленно воспроизвести весь тот разговор. Понятно было одно: снова они с невесткой перестарались во взаимной любезности, со всеми этими «прошу-вас», «нет-я-настаиваю» и «как-тебе-лучше».