Религиозная атмосфера в семье имела свою специфику. Отец Луки был ревностным католиком. Он часто посещал костел, подолгу молился. Мать, Мария Дмитриевна (до замужества Кудрина), придерживалась православной традиции, но в храм не ходила, молилась дома. «Причиной этого было ее возмущение жадностью и ссорами священников, происходившими на ее глазах», – замечает в мемуарах, уже на склоне лет, архиепископ Лука (3).

Братья святителя, ставшие после окончания университета юристами, отошли от религии довольно быстро. Старшая сестра-курсистка пережила тяжелое психическое расстройство и ни во что не верила; младшая, любимица матери Виктория, сохранила свою детскую веру. Удалось ее сберечь и Валентину, но ему пришлось пройти через полосу испытаний.

Юноша не бросался из одной крайности в другую. Не переживал, как тот же киевлянин Николай Бердяев, бурного увлечения материализмом. Но увлекся «толстовством». На формирование мировоззрения Валентина в старших классах гимназии заметное влияние оказал брат Владимир – студент юридического факультета. В студенческой среде тех лет народнические идеи имели широкое распространение. Хождению в народ интеллигентов способствовали и книги Л.Н. Толстого. Валентин стал подражать великому писателю: спал на полу на ковре, а летом уезжал на дачу, косил траву и рожь вместе с крестьянами, не отставая от них. Он даже написал 30 октября 1897 года письмо графу с просьбой повлиять на свою мать. «Она говорит, что видит, что я иду по той же дороге, как сестра, что я начитался Евангелия и Ваших книг и, превратно понимая их, дойду тоже до сумасшествия», – жалуется он. И признается: «Меня слишком тянет любоваться живыми людьми и учиться у них. И вот теперь я знаю, что в деревнях люди голодают и мне нужно ехать к ним, чтоб помочь, поучиться у них» (4).

Валентин хотел приехать к писателю и жить под его присмотром. И это его желание можно понять. В жизни, наверное, каждого человека бывают моменты, когда хочется вернуться в детство, найти «нового отца» – мудрого учителя жизни. Толстой ответил молодому человеку, и этот ответ долгое время хранился у будущего епископа, но, к сожалению, пропал во время одного из обысков.

Творчество Л.Н. Толстого неотделимо от России, от миллионов людей, души которых он преобразил. Он сказал много важного и ценного в отношении богатства, милосердия, доброты. Гениальность Толстого – дар Божий. И он принес многие достойные плоды этого дара. Не будем забывать и о том, что резкие антиправославные высказывания писателя отчасти были обусловлены недостатками исторической Церкви, дефектами российской «государственной церковности» накануне своей катастрофы.

Валентина привлекало в Толстом именно это желание жить по правде. Его притягивал искренний голос по-своему религиозного человека.

«В толстовском учении соблазняет радикальный призыв к совершенству, к совершенному исполнению закона добра», – признавал Николай Бердяев. И тут же добавлял: «Но это толстовское совершенство потому так истребительно, так нигилистично, так враждебно всем ценностям, так несовместимо с каким бы то ни было творчеством, что это совершенство – безблагодатное» (5).

После знакомства с изданной в Великобритании брошюрой графа «В чем моя вера?» интерес к учению Толстого у юного Валентина стал падать. Читая Толстого, он одновременно вчитывался в Писание. Благо, что под рукой у него всегда был Новый Завет, подаренный ему директором гимназии при получении аттестата зрелости. И сердце сделало свой выбор.

Одновременно с учебой в гимназии Валентин учился и в Киевском художественном училище. Родители давно заметили природную склонность мальчика к рисованию и в 13 лет отдали его в руки опытных педагогов. Учителя выделяли художественные способности Валентина.

Особенно давались ему зарисовки с натуры. Он делает много зарисовок молящихся людей, богомольцев Киево-Печерской лавры. «Повсюду: на улицах и в трамваях, на площадях и базарах – я наблюдал все ярко выраженные черты лиц, фигур, движений и по возвращении домой все это зарисовывал», – вспоминал Войно-Ясенецкий (6). Художественные дарования и успехи Валентина были настолько значительны, что устроители одной из передвижных выставок пригласили его к участию. Валентин сам выбрал для экспозиции одну небольшую картину, на которой запечатлел нищего старика с протянутой рукой и глазами, полными горя.

Интерес к живописи был у юноши достаточно сильным. И по окончании гимназии Валентин решил поступать в Петербургскую академию художеств. Но заколебался. «Недолгие колебания кончились решением, что я не вправе заниматься тем, что мне нравится, но обязан заниматься тем, что полезно для страдающих людей. Из Академии я послал матери телеграмму о желании поступить на медицинский факультет, но все вакансии уже были заняты, и мне предложили поступить на естественный факультет с тем, чтобы позже перейти на медицинский. От этого я отказался, так как у меня была большая нелюбовь к естественным наукам и ярко выраженный интерес к наукам гуманитарным, в особенности к богословию, философии, истории. Поэтому я предпочел поступить на юридический факультет и в течение года с интересом изучал историю и философию права, политическую экономию и римское право», – рассказывает архипастырь (7).

Он совершает то, что позже сделает мать Мария (Скобцова) в эмигрантском Париже, – идет к униженным и нуждающимся, чтобы утвердилась правда Божия. Но путь этот, как мы видим, имел зигзаги.

О святителе Луке можно говорить как о правдолюбце уже по первым сознательным его шагам. Он как бы следует еще не прозвучавшему в то время призыву Александра Блока идти «туда, где униженье, где грязь, и мрак, и нищета». Можно о нем говорить и как о праведном судье. Не случайно на третьем курсе Киевского университета товарищи избрали его старостой курса. Произошло это после такого инцидента: в пылу ссоры студент-поляк ударил по щеке студента-еврея. Ясенецкий-Войно вступился за оскорбленного сокурсника, встал на сторону слабого и защитил.