–  Поживем - увидим. У меня все подразделения углубляют траншеи. Истребителей танков усилили. Гранат противотанковых подвезли. Встретим фашистов с фланга.

Оба капитана замолчали, вглядываясь в местность.

Перед сумерками, едва закатилось солнце, с запада поползли тучи, подул порывистый, холодный ветер. Когда рота автоматчиков выступила, была кромешная тьма и сеял мелкий холодный дождь.

Капитан Розиков ликовал: «Совсем темно! В такую погоду можно немцу под плащ-палатку залезть, и то не увидит». И неожиданно потрепав по плечу идущую рядом Зину, капитан сказал ей на ухо:

–  Ничего, все хорошо будет. Вытащим сегодня Чернова, будь спокойна. Обязательно вытащим.

Девушка ничего не ответила, только благодарно улыбнулась в темноте. Зине даже не показалось странным, что Розиков сказал это именно ей. А ведь за все время, что она находилась в этом полку, ей и десяти раз не пришлось говорить с Черновым. Да и о чем они говорили? О том, кто ранен в последнем бою и тяжелое ли это ранение. Ни разу между ними не происходило иных разговоров, да им и не случалось бывать наедине.

И все же, когда капитан сказал: «Все хорошо будет. Вытащим сегодня Чернова», слова эти глубокой радостью отозвались в сердце девушки.

В темноте, шагая рядом с Розиковым, она повторяла про себя: «Да, вытащим, конечно, вытащим».

Рота залегла в трехстах метрах за передним краем, и Гопоненко со своим взводом, усиленным разведчиками, которые не ушли с Черновым, - уполз снимать боевое охранение немцев. Дождь разошелся не на шутку, и вся степь наполнилась ровным густым шорохом дождевых капель, падающих на высокую траву. Этот шорох скрадывал все посторонние звуки, и Розиков, довольный, думал: «Хорошо. Дождь шумит, значит Гопоненко с немцами без шума оправится. Очень хорошо».

Через час от Гопоненко приполз связной и доложил капитану, что боевое охранение против-ника сняли и лихой сержант сидит со своим взводом в немецких окопчиках.

Через полчаса вся рота расположилась в полусотне метров от Гопоненко. Ракеты все не было. По расчетам Розикова, она должна была взвиться с минуты на минуту. Капитан внимательно вглядывался в темноту ночи, чувствуя справа, рядом с собой, так же напряженно смотревшую вперед Зину, а слева - прижавшегося к земле телефониста, старательно укрывавшего под плащ-палаткой полевой телефон. Ожидание тянулось томительно долго. Капитан Розиков даже не поверил, когда условленная ракета взвилась неожиданно совсем близко - всего, как ему показалось, в пятидесяти метрах от них.

–  Давай, давай!
– горячо зашептал он телефонисту.

Тот дал по своему аппарату три продолжительных гудка зуммера. Через секунду над немецкой передовой линией взвились зеленая и красная ракеты. В тот же момент раздалось частое покашливание минометов. Злой скороговоркой залились пулеметы. Неожиданно звонко затявкали «сорокопятки», и на вражеской стороне поднялись свист и грохот разрывов. Розиков передвинул свою роту еще метров на пятьдесят вперед, и новая группа бойцов поползла в темноту навстречу разведчикам. Прошло томительных пять-шесть минут.

–  Вышли! Вышли!
– радостно передали по цепи справа.

–  Вышли!
– почти крикнула Зина.

Низко, почти над самой землей, полетела, шипя, красная ракета - сигнал отхода. Немцы опомнились, открыли беспорядочный, бесприцельный огонь, и в черном дождливом небе перекрестились очереди трассирующих пуль. Шквал нашего огня усилился, под его прикрытием Розиков выводил роту.

–  Все ли целы? Нет ли среди разведчиков раненых?
– запросил он по свертывающейся цепи и вдруг получил неожиданный ответ: вышел только один. Остальные остались там. Вернулся Малютка. Когда автоматчики, перевалившись через бруствер, скатились в окопы второго батальона, к Розикову подбежал связной от командира полка.

–  Гвардии подполковник требует вместе с разведчиками немедленно!
– доложил он.

Нетерпеливо ожидая от взводных рапортов о потерях, капитан Розиков спрашивал Малютку:

–  Где Чернов? Почему ты пришел один?

Но еле переводивший дух разведчик твердил только одно:

–  Все живы. Лейтенант Чернов приказал: «Бегом к командиру полка!» Вот я и добрался.

Направляясь с Малюткой к командиру полка, Розиков не видел, как в запасной стрелковой ячейке стояла Зина. Положив руки на бруствер и спрятав лицо в ладони, она плакала.

Капитан в сопровождении Малютки вошел в комнату командира полка, освещенную тремя сделанными из орудийных патронов лампами. У стола, положив на него обе руки, чуть сгорбившись, сидел генерал. И трудно было сказать, задремал он или о чем-то думал, прикрыв глаза. У противоположного конца стола сидели подполковник Шатов и капитан Седин, временно замещающий заболевшего начальника штаба. Увидев промокшего до нитки Малютку, генерал быстро взглянул на Шатова и затем обратился к разведчику: