Внезапно подумала, что вероятно поэтому и не слышу свой голос.

Но Ташши слышал! И удивленно переспросил:

— А что с голосовыми связками?

Я ответила прежде, чем поняла, что вероятно не стоит:

«Сорвала пока кричала».

И сильно пожалела о своих словах, заметив, как еще сильнее побледнело лицо Ташши.

«Все хорошо, правда, — поспешила заверить парня. — Я забежала… в смысле залетела узнать, как ты, и мне пора обратно. Ты скоро восстановишься?»

— Уже, — хрипло ответил он. — Через пару часов буду полностью в норме. А ты?

«Не знаю, наверное, тоже», — неуверенно ответила.

И метнув испуганный взгляд на окаменевших братьев Рханэ, торопливо добавила:

«Выздоравливай, мне пора».

И подумала о Гобби.

Ничего не случилось, что было странно, очень странно.

Подумала о том, что он переживает… снова ничего. Я продолжала оставаться на месте, услышала сдавленный стон Ташши «Береги себя», не ответила, потому что не могла понять, почему с Гобби эмоциональная привязка не работает. Вспомнила про Ыгырха и чуть не вскрикнула, ощутив, как меня подхватывает втрое более сильный порыв, чем тот что унес к Ташши.

Меня унесло так, что дома, облака, сцены из жизни тех, мимо кого я проносилась, мелькали не успевая стать осознанными. А в следующее мгновение я оказалась в гостиничном номере. Очень дорогом, очень просторном, отделанным черными с позолотой обоями, с неразобранной покрытой покрывалом в тон к обоям постелью, с ковром, расшитым багряными нитями, без окон, с железной дверью и столом у стены, за которым сидел… отступник. Лорд-отступник! Огромный, с совершенно черной кожей, белыми прядями собранных в хвост на затылке волос, с обилием колец на неестественно длинных пальцах и в светло-бежевой мантии древнего, ценимого лишь вечными покроя. И полностью поглощенная этим зрелищем, я не сразу увидела, что по другую сторону от отступника, за столом сидел… Гобби!

Вечный же, поправив одно из колец, издевательски произнес:

— Это очень выгодное предложение, умертвие, — слово «умертвие» он произнес с нажимом, словно одним этим хотел поставить Гобби на место, — но вы должны понимать — устранение девчонки для меня дело чести!

Габриэль мгновенно написал что-то в своем блокноте, после чего вырвал листок и передал отступнику. Лорд-вечный прочел, хмыкнул и ответил:

— Нет, вы ошибаетесь, я вполне уполномочен принимать подобные решения.

Удовлетворенно кивнув, гоблин в безупречном фраке и с ярким, притягивающим внимание кольцом на указательном пальце, стремительно написал еще что-то. Опять же вырвал листок, придвинул к отступнику. Тот взял, прочел, заметно скривился.

— Да поймите же вы, девчонка все равно не выживет! — произнес он с нескрываемой гордостью. — Понимаете — я гений! Истинный, признанный даже нашим выдающимся сообществом гений! И то что я провернул — гениально! У нее нет шансов на выживание, ни одного.

Мой Габриэль все понимал. Он даже изобразил полу-кивок полу-поклон, чуть склонив голову в знак признания выдающихся заслуг отступника, а затем стремительно написал что-то. Мне стало очень интересно что, и подойдя к Гобби, я с интересом посмотрела, что в записке.

Там значилось: «В таком случае, что мешает вам принять мое предложение?».

Написав, Гобби вырвал листок, и протянул его отступнику.

Лорд не взял.

Огромными, абсолютно черными без единого намека на белок или зрачок глазами вечный в полнейшем удивлении смотрел на меня. Я в свою очередь, посмотрела на него, стремительно размышляя на тему — а способен ли он меня видеть вообще? Судя по взгляду, он был не только способен, он и видел преотлично.

Что и подтвердил, потрясенно выдохнув:

— Ты!

Я вежливо ответила:

— Трупов.

Гобби недоуменно оглянулся, пытаясь понять, с кем разговаривает отступник.

— Ты!!! — между тем, взревел лорд-вечный.

После чего, откинувшись на спинку стула, с сомнением и откровенным неверием произнес:

— Ты наша… Сотня проклятых неудачных экспериментов! Ты наша!

Он выглядел потрясенным до глубины души, которой у отступника не было. Потрясенным настолько, что едва ли мог говорить. Он поднимал руки, ронял их, потерял в процессе одно из своих колец и даже не заметил этого. Вскочил, прошелся по комнате, что-то бормоча, остановился, снова недоуменно оглядел меня, растер лицо руками, растопырил пальцы — посмотрел нам меня в щель между ними, выругался, опять же помянув все проклятые эксперименты. А затем решительно вернулся за стол, сел, деловито придвинув стул и скомандовал мне:- Так, иди сюда, недоразумение.

Но тут Гобби написал на листке:

«Риа?»

Отступник заметил это, глянул на меня и сообщил:

— Чтобы он тебя услышал, осознанно и эмоционально прикоснись к его щеке, внутренней стороной ладони. Нет, ну надо же, кто бы вообще мог подумать, что ты наша!

И он, достав из ящика широкий лист бумаги, начал стремительно писать на нем что-то. А я сделала как он сказал и прикоснулась к Гобби. Но ничего не случилось.

— А, мертвый он, с мертвыми не работает, уж извини, — бросил отступник. А затем сказал уже Гобби: — Свободен, зомби. Никаких договоров не будет, девочка наша. Сейчас шустро соображу, как спасти малышку, и мы возвращаемся.