– Просто встань.

– Ну, хорошо… - то ли просьба, то ли приказ был выполнен. Она немного пошатывалась от слабости и дрожала от холода. Через мгновение стало жарко. Её крепко обняли, художник буквально вжал её в себя, не давая вырваться. – Макс, что ты делаешь?

– Не отпущу, пока не расскажешь, - в этой стратегии был один глобальный просчет. Марина могла так стоять вечно. Прижиматься к груди, наслаждаться близостью тела. Это как вернуться домой, к спокойствию после плаванья в бурном море, после многих лет жизни на необитаемом острове снова увидеть человека.

– Макс, я не могу. Правда, не могу это вспоминать снова. Если кратко, меня продали. Мой парень проштрафился: задолжал боссу большой компании и не придумал ничего лучше, кроме как расплатиться мной, - она почувствовала, как он напрягся, руки еще крепче сжали её дрожащее от озноба и подступающих рыданий тело. – Я никому не рассказывала о том дне, никогда.

– Почему? – Макс шумно дышал в её волосы.

– А кому? Связей в двадцать с хвостиком лет у меня не было. Родители из глубокой провинции помочь не могли, только страдали бы вместе со мной от собственного бессилия. Это в сто раз хуже, поэтому не сказала. Друзья, а что с друзьями? Тоже толку ноль. Сплошные сочувствующие взгляды, которые мне были не нужны. Мне не нужно было ничего, кроме мести. Я своего добилась. Думала, наконец, все закончится. Но кто-то меня нашел… не знаю кто, зачем и почему.

И тут её прорвало. Впервые за много лет она рыдала у кого-то на плече, не думая о том, что пачкает тушью его футболку. Обнимала, не заботясь о том, что он подумает. Хуже уже не будет. После этих фотографий его вряд ли чем-то можно напугать. Макс молча гладил её по спине до тех пор, пока истерика не закончилась.

– А теперь ложись. У меня есть один знакомый, позвоню ему завтра. Встретишься, все подробно расскажешь с именами и фамилиями. Мне можешь не говорить, неинтересно. Ему расскажи всё. Он может помочь. Хорошо? – голубые глаза продолжали смотреть на неё со все тем же немым обожанием, что и раньше. Ничего не изменилось. Эти фотографии не изменили его отношение. Марина была странно счастлива от осознания этого факта. Так счастлива, что сердце сжималось, а рот сам собой растягивался в слегка безумной улыбке. – Макс, иди домой. Ты заразишься. Я в порядке, справлюсь.

– Марина, заканчивай со всем справляться в одиночку. Ты уже доказала этому миру, что сильная и храбрая. А теперь лежи, пей морс, таблетки и терпи меня рядом, - он приложил запястье к горячему лбу и нахмурился.- Температура поднимается. Снова.

Она тут же была накормлена новой партией таблеток и упакована в два одеяла. Макс убрал все мерзкие письма со стола в верхний ящик комода, чтобы не маячили на глазах. Все стало почти в порядке. Марина была почти счастлива.

– Так, чего-то не хватает, - Макс увлеченно рассматривал свое очередное произведение искусства под названием «Марина и тридцать три одеяла». – Грелка!

– Ну извини, чего нет, того нет, - разморенная таблетками, зевнула женщина. Снова беспощадно тянуло в сон.

– Сейчас будет, - заявил художник, стягивая с себя футболку. Марина мигом проснулась, разглядывая его тело. Не совершенное, он явно не проводил много времени в спортзале, но красивое с ровно очерченными мышцами, несколькими едва заметными родинками на животе.

– Эй, ты что задумал? Заражу же!

– Ну и хорошо, будем болеть вместе. Сорвем тебе сроки открытия ресторана!
– он залез под одеяло и обнял вяло сопротивляющуюся Марину.

– Ты холодный, - возмутилась она, прижимаясь пылающим лбом к его груди.

– Это ты горячая. Лежи смирно. Будем делать так, чтобы ты вспотела.

Марина хихикнула, явно подумав не о том. Художник довольно улыбнулся собственной шутке и крепче прижал к себе женщину. Его личное несовершенное совершенство, которое упорно отказывается быть собой. Настоящей, свободной и прекрасной.

Недосып. Безумная ночь и напряженный день сделали свое грязное дело. Они заснули, прижавшись друг к другу.

***

Марина, казалось, промокла насквозь. Волосы прилипли ко лбу, пижама к телу, да она вся была, как липучка для всего, в том числе и для Макса. Он упорно продолжал обнимать её, как плюшевого мишку. Рядом с ним Марина впервые с момента появления писем чувствовала себя расслабленно и спокойно, почти счастливо, если не считать больного горла, насморка и стойкого ощущения, что она грязная и неприятно пахнет. Что там говорила Света? Затащить его куда-нибудь? Вот, затащила в кровать, вроде как, все по фен-шую, кроме одного но – она сейчас совсем не соблазнительная. Если только у Кравцова нет сексуальной фантазии на тему соплей, кашля, красного носа и сальных волос у партнерши.

Она пошевелила затекшей ногой и попыталась аккуратно вылезти. Действительно, надо душ принять. Да и косметика, наверное, сейчас по всему лицу пятнами размазана. Попытка с треском провалилась. Её крепко обхватили за талию и перевернулись вместе с ней на другой бок. Марина тихо пискнула, когда её буквально подмяли под себя.

– Планировала побег от грелки? – чистые голубые глаза с интересом её разглядывали, тая в глубине искорки смеха. Ей отчаянно хотелось спрятать от этого взгляда свое совершенно непрезентабельное сейчас лицо, которое он рассматривал так близко. – Удивительно, - задумчиво произнес художник.